Боже, храни мое дитя

В последние два раза, когда мы с ней виделись, она меня, можно сказать, поразила. Такая смелая, даже дерзкая. Такая уверенная в себе. И с каждым ее приездом домой я все чаще забывала, какая же она все-таки черная, потому что моя девочка здорово научилась эту свою черноту себе на пользу обращать. И носила всегда только белую и очень красивую одежду.

В общем, оказалось, что дочь сама мне урок преподала, хотя все это мне давным-давно следовало бы понять. Видите ли, очень важно, как ты с самого начала ведешь себя по отношению к своему ребенку. Ведь некоторых твоих поступков дитя, возможно, никогда тебе не забудет и не простит. У Лулы Энн отличная работа в Калифорнии, но мне она больше не звонит и в гости не приезжает. Хотя постоянно присылает и деньги, и разные вещички. Но ее я очень давно не видела, просто и сказать не могу, как давно.

Брайд

Ресторан выбрала Бруклин. Называется «Пират». Такой полушикарный. Он когда-то был невероятно популярным, но теперь дышит на ладан – отличное место для туристов и тупых ортодоксов. Вечер, пожалуй, был слишком прохладным для белой блузки без рукавов, но мне хотелось произвести на Бруклин впечатление, показать, какого невероятного прогресса я достигла, какими незаметными стали теперь мои шрамы. Бруклин изо всех сил старалась вытащить меня из того состояния, которое она называет «классической депрессией после пережитого изнасилования». Потому-то она и притащила меня в это заведение с чрезмерно сложным, с дизайнерской точки зрения, антуражем, где главную роль, по всей видимости, должны были сыграть официанты в красных подтяжках на мускулистых обнаженных торсах. Бруклин – настоящий друг. Она тихо сказала: я на тебя давить не собираюсь, просто спокойно поужинаем в ресторане, где обычно нет посетителей, зато отлично готовят мясо, а вокруг полно красавцев с роскошными мускулами, еще и совершенно безвредных. Я знаю, почему Бруклин нравится это место: она любит пустить пыль в глаза, особенно когда вокруг много мужчин. Давным-давно, еще до того, как мы познакомились, она закрутила свои светлые волосы в дреды и благодаря этому, хотя она и без того хорошенькая, производит прямо-таки сногсшибательное впечатление. Во всяком случае, именно так утверждают чернокожие парни, с которыми она встречается.

За аперитивом она, хихикая, пересказывала офисные сплетни, но наш смех мгновенно смолк, стоило появиться рыбе mahimahi, приготовленной по старинному и чрезвычайно сложному рецепту; филе аппетитно плавало в кокосовом молоке и было приправлено имбирем, семечками кунжута, чесноком и мелко нарезанным зеленым луком. У меня попытка шеф-повара превратить нежнейшую рыбу в нечто невероятно гламурное ничего, кроме раздражения, не вызвала; я быстренько соскребла в сторонку всю эту «красоту», а само филе с удовольствием съела. А потом решительно заявила:

– Хочу в отпуск! Куда-нибудь поехать! Например, отправиться в круиз на большом корабле!

Бруклин усмехнулась.

– Ну-ну. И куда же хочешь? Похоже, ты и впрямь начала выздоравливать.

– Только никаких мальчиков и травы! – быстро сказала я.

– Это запросто. Ну что, может, Фиджи?

– И никаких вечеринок! Я хочу побыть в обществе солидных людей с брюшком. Хочу играть с ними на палубе в «шаффлборд»[9]. Или в «бинго»[10].

– Брайд, ты сильно пугаешь своими требованиями. – Бруклин промокнула губы салфеткой и с нарочитым удивлением на меня воззрилась.

Я положила вилку.

– Ничего я тебя не пугаю. Просто хочется покоя. И тишины – чтобы слышен был только плеск волн о борт корабля и звон подтаявшего льда в хрустальных бокалах.

Бруклин локтем одной руки оперлась о стол, а другой рукой накрыла мою руку и сказала:

– Ты, девушка, еще просто от шока не оправилась. А раз так, то я и не позволю тебе строить какие бы то ни было планы, пока у тебя все воспоминания о насилии из головы не выветрятся. Пойми: пока ты от них не освободишься, толком и понять не сможешь, чего именно тебе хочется. Ты лучше пока просто доверься мне, и все, ладно?

Господи, как же я от всего этого устала! А потом она еще потребует, чтобы я непременно посетила врача, специализирующегося на проблемах жертв насилия, или начала ходить на собрания этих жертв. Если честно, меня просто тошнит от ее забот, хотя она, конечно, моя самая близкая подруга; и больше всего мне хочется откровенно поговорить с ней и все рассказать. Я машинально сунула в рот кусочек спаржи и медленно скрестила на тарелке вилку и нож.

– Послушай, я тебе соврала. – Сказав это, я с такой силой оттолкнула от себя тарелку, что нечаянно опрокинула стакан с остатками мартини, и принялась старательно промокать лужицу салфеткой, пытаясь тем временем взять себя в руки и сделать так, чтобы в дальнейшем мой голос звучал нормально. – Да, подруга, я соврала. Я все выдумала. Никто меня насиловать даже не пытался. Я вообще с женщиной встречалась; и это она чуть душу из меня не вынула. А ведь я, черт побери, помочь ей хотела! Я действительно хотела ей помочь, а она… она, наверное, убила бы меня, если б у нее сил хватило.