Божественная эволюция. От Сфинкса к Христу

— Но где же я вновь найду связанную пленницу Бактрии, которую туранец увез в свой шатер, и которая истекала кровью под его бичом? Как вырвать ее из своей груди? Как изгнать из моего сознания призрак этого прекрасного тела, связанного веревками и испачканного кровью, который кричит и постоянно зовет меня? Увы! Я никогда не увижу дочь ариев, черпавшую светлую воду под благоухающими соснами, и ее глаза, которые оставили в моем сердце золотые стрелы и голубые дротики? Где я вновь увижу Ардуизур?

Какое-то мгновение Вагумано молчал. Его взгляд стал тусклым и неподвижным, столь тусклым, как кончик сосулек на ветвях елей зимой. Казалось, великая печаль опустилась на старика, как тень, которая падает на вершины Алборджа, когда Солнце их покидает. Наконец, неким величественным жестом, он вытянул руку вперед и пробормотал:

— Я этого не знаю, сын мой. Ахурамазда тебе это скажет... Иди к горе!

* * *

Зороастр, одетый в бараньи шкуры, провел десять лет на краю большого кедрового леса, в гроте, нависающем над пропастью. Он питался молоком буйволицы и хлебом, которые пастухи Вагумано время от времени приносили ему. Орел, свивший гнездо в скалах над гротом, своими криками уведомлял его о восходе Солнца. Когда золотое светило разгоняло туман долины, он несколько раз с шумом пролетал перед пещерой, словно хотел увидеть, спит ли еще отшельник, затем он делал несколько кругов над пропастью и улетал на равнину.

Персидские книги утверждают, что прошли годы, прежде чем Зороастр услышал голос Ормузда и увидел его сияние. До этого Ахриман вместе со своими яростными легионами осаждал его. Дни ученика Вагумано проходили в печали и отчаянии. После дневных медитаций, духовных упражнений и молитв он размышлял над судьбой ариев, притесняемых и растлеваемых Врагом. Он также вновь думал об участи Ардуизур. Что стало с самой прекрасной из всех арийских женщин, схваченной отвратительным туранцем?

Утопила ли она свою тоску в какой-нибудь реке или подчинилась своей бесславной судьбе? Самоубийство или деградация, другой альтернативы не было. То и другое было ужасным. И Зороастр постоянно видел прекрасное окровавленное тело Ардуизур, связанное веревкой. Этот образ то и дело врывался в медитацию пророка, вспыхивая как молния или как факел.

Ночи были еще хуже, чем дни. Его сновидения по ужасу превосходили дневные мысли. Ибо все демоны Ахримана, искушения и страхи набрасывались на него в образах безобразных форм и устрашающих животных. Армии шакалов, летучих мышей и крылатых змей наполняли пещеру. Их визгливые голоса, их шорох и шипение внушали ему сомнения в своих силах, страх за свою миссию. Но днем Зороастр представлял себе тысячи и тысячи кочевых ариев, притесняемых туранцами и втайне бунтующих против их ига, оскверненные алтари, богохульства и пагубные призывы, похищенных и обращенных в рабство женщин, подобно Ардуизур. Тогда возмущение придавало ему смелости.

Иногда до рассвета он взбирался на вершину своей горы, заросшей кедрами. Он слушал, как воет ветер в вышине деревьев, тянущихся к небу, как струны арфы. С вершины горы он смотрел на пропасть, крутизну зеленых склонов, заснеженные вершины, ощетинившиеся острыми пиками, а вдали, в розовой дымке — на равнину Ирана. Если земля, говорил себе Зороастр, смогла поднять в одном таком порыве свои тысячи сосков к небу, то почему я не могу поднять свой народ? И когда священный диск царя-светила озарял снежные вершины, разгоняя одним одним-единственным лучом, как ударом копья, туман пропасти, Зороастр вновь начинал верить в Ормузда. Он молился каждое утро так, как его учил этому Вагумано: «Выйди, о сверкающее Солнце, со своими быстрыми лошадьми, поднимись на Гара-Березаити и освети мир!»

Однако Ормузд не приходил. Ночные сны Зороастра становились все ужасающей. Еще более страшные чудовища наседали на него, а за их зыбкими движениями появлялась некая тень, тень, одетая в длинную траурную одежду, с лицом, скрытым под черной вуалью, как и все остальное ее тело. Она оставалась неподвижной и, казалось, смотрела на спящего. Была ли эта тень женщиной? Это не могла быть Ардуизур. Белизна, черпаемая с небесных источников, не могла иметь такой зловещий вид. Она появлялась и исчезала, всегда неподвижная, всегда под вуалью, в своей черной маске, фиксирующая взгляд на Зороастре. В течение месяца она приходила каждую ночь на волне изменяющихся демонов. Наконец, она появилась с намерением стать более смелой и приблизиться к нему. Под ее черными вуалями в мимолетном свечении переливалось перламутровое тело некой фосфоресцирующей красоты. Была ли это искусительница, посланная Ахриманом? Была ли это одна из тех усопших душ, подстрекающих людей к скорбной любви среди мраморных мог под кладбищенскими кипарисами? Но нет; покрытая вуалью Тень была слишком печальной и величественной. Однако, однажды ночью она склонилась над ним, и из ее уст, сквозь черную вуаль, донеслось некое горячее дыхание, распространившееся по венам ясновидящего как поток огня.