Божественная эволюция. От Сфинкса к Христу

На обширном пространстве, лежащем между двумя стенами, царь Вавилона обычно размещал чужеземцев, в большинстве своем ссыльных. Множество евреев проживали там в то время в своих глиняных домах, окруженными тут и там возделанными полями. Холм Борсиппа занимал место, где, согласно легенде, находилась знаменитая Вавилонская башня. Некий царь аккадский по имени Хамурави[84] некогда возвел здесь храм в честь Бога Солнца. Навуходоносор, в зените своего правления, построил там чудесный храм, самую великую Зигурат, 250-футовую[85] пирамиду, состоящую из семи последовательно расположенных храмов[86].

Терраса, высотой 25 футов, окаймленная массивной бронзовой балюстрадой, служила нижней частью зигурат. Не было видно ни души. Это было на следующий день после покорения Вавилона персами, когда они проникли в дельту Евфрата, Опасались репрессий Кира в ответ на жестокость царя халдеев в Мидии. Все спрятались. Семьдесят жрецов, служивших обычно в храме Бела, разбежались.

Единственная живая душа сидела на корточках перед бронзовой дверью нижнего храма, между двумя притолоками стен, покрытых черным битумом. Это был хранитель змеи, посвященной Сатурну. Маги до сих пор терпели этот культ, поскольку чернь видела в нем стража города.

Вдруг, какой-то степенный человек сошел по лестнице и внезапно появился на террасе. Он был одет в пурпурную тунику мага с пунцовой накидкой, на которой была вышивка, изображавшая сложенные крылья орла, и золотая тиара с семью валиками, инкрустированная драгоценными камнями, Но в знак национального траура, маг покрыл свой богатый костюм черной прозрачной вуалью, которая закрывала его от тиары до пят. Газовая ткань не могла скрыть ни его нос с горбинкой, ни застывшие ястребиные глаза, ни длинную накладную бороду, ни суровость магов и царей халдейских.

Глава зигурат подошел к хранителю, стоящему на коленях перед храмом Сатурна и заговорил с ним горьким тоном, полным презрения и пренебрежения.

Ты теперь всегда охраняешь свою мертвую змею?

Аккадиец, одетый в лохмотья цвета битума, ответил с сардонической улыбкой на устах, не сдвигаясь с места.

— Я жду, пока придет персидский мул (Кир) убить меня со своим приспешником, колдуном-предателем, проклятым евреем.

— Бесполезно их оскорблять, — сказал Набу-Нассир, — они победители. Но почему ты держишь на коленях этот большой меч, запачканный черной кровью?

— Это меч, которым бесчестный еврей отрубил голову змее царя, который бросил им вызов. Они с отвращением отбросили меч. Но я не отпущу его, пока не отомщу за своего Бога.

— Дай его мне! — сказал Маг, — я возьму месть на себя.

-Ты хочешь отомстить за нашего Бога, также как и я?, — вскричал аккадиец, вскакивая на ноги.

— Я проведу ночь наверху в башне и буду молиться против нашего соперника, призывая верховного Бога, — сказал Маг.

— Я не знаю, что будет, но я говорю, что завтра один из нас умрет. Он или я. Ты будешь служить выжившему.

— Если тебе — всегда, если ему — никогда! — сказал стражник мертвой змеи, протягивая ему меч. Он снова сел и застыл неподвижно, как статуя.

Набу-Нассир заткнул меч за пояс, и спрятал его под накидкой, потом прошел на террасу, откуда открывался величественный вид на Вавилон, самый чудовищный город, когда-либо существовавший. Впереди виднелись выступающие, выпуклые, покрытые бронзой крыши трех храмов Луны. Выше хаоса сгрудившихся в долине домов, взгляд следовал вдоль двух валов Имгур-Бел и Нивитти-Бел, которые тянулись по прямой сколько хватало глаз, как две царственные дороги. По всему валу, как по стадиону, могла проехать колесница, запряженная четверкой лошадей. На севере, по ту сторону ограды, протекал Евфрат, извиваясь среди беспорядка улиц и глиняных домов, как змея, чешуя которой блестела то тут, то там среди деревьев. По ту сторону виднелись храм Зарпанит и пирамида висячих садов королевы Амитис, подобно горе зеленеющих ступеней. Панорама завершалась длинной линией царского города, крепостью великолепного дворца сего бастионами, павильонами, башнями, кедровыми и бронзовыми воротами, алебастровыми зубцами, серебряными и золотыми шпилями.

Солнце, погрузившееся в этот момент в туман цвета шафрана, озарило все сооружения пурпурным и оранжевым зловещим пламенем, превращая основу города в вазу темной скинии, полную огня.

Набу-Нассир смотрел на пирамиду из семи возвышающихся храмов, на которую он решил подняться в последний раз. Как и другие храмовые монументы Вавилона, она тоже пылала в лучах заходящего солнца, зигурат семи святилищ. Она горела всеми цветами радуги. Ибо все квадратные храмы, кроме самого высокого, сделанного в форме круга, были покрыты камнем или разноцветными металлами.