Божественная игра

Еще дальше пещера раскрывалась. Выход имел форму круга или овала. Перед выходом природа установила небольшую площадку, вроде балкона. Земля находилась в паре футов книзу. Долина, замкнутая в кольцо скал — вот, куда выходила пещера. Совсем небольшое пространство, поросшее травой. В центре — огромная глыба. Наверное, присмотревшись к ней получше и с более близкого расстояния, можно было сделать некоторые интересные выводы. Возле глыбы стоял Марсель. Он поминутно прикладывался ладонями и лбом к куску красного камня, его губы шевелились — слов я, конечно, не слышал. Но видел эффект, производимый этими действиями: мелкие камни разлетались на куски, на мельчайшие осколки, которые затем образовывали на земле круг. Кольцо. Скалы гудели теперь постоянно, теперь уже гул сопровождался дрожью в земле. Наконец, с громким треском подобным выстрелу глыба раскололась, выпустила струю цветного огня. Синие и зеленые искры рассыпались вокруг, красные, желтые и оранжевые беспорядочно парили в воздухе. Я заметил, что стало почти темно, будто уже поздний вечер. И от этого искры сияли еще ярче, превратившись в крупные шары.

Марсель, стоящий в центре сверкающего хаоса, кричал, не шептал, но слов я не узнавал. Странный язык, с подавляющим большинством гласных в словах, а из согласных — только «м», «в», «х», «к» и «й». Шары кружились все быстрее и быстрее, пока не слились в однородную радужную массу. Это сопровождалось оглушительно-громким свистом, скалы гудели, крупно дрожа. Через какофонию звуков с трудом пробивался голос Марселя. В конце концов, пронзительный свист оборвался, все вмиг исчезло, затихло. Я поднял голову — там синело небо, полное солнечного света…

05

Норкаус потер подбородок — щетина, выросшая за последние четыре дня, не давала ему покоя, настолько привык он к чисто выбритому лицу. Но здесь мират города, то есть Норкаус, должен был ходить с бородой. Я видел в этом что-то от мусульманства, да и само название, мират, обладало восточным оттенком. Название должности.

С того самого дня, когда впервые увидел Марселя Лавуазье в «Двух щитах», Димитрий Норкаус пребывал в задумчивости. Он не упускал ни единой возможности проследить за пришельцем, который, похоже, и не собирался покидать город. Но прямой встречи с ним всячески избегал. Он слушал истории, которые рассказывал Марсель детям, завтракая. Настолько они были богаты подробностями… выдумать такое можно, конечно, но не всякому дано. Скорее всего, Лавуазье описывал места, которые реально видел. «А как же все эти его демоны, призраки?» — спрашивал я у Димитрия. «А ты думаешь, их нет? Поживешь здесь немного и сам увидишь, а потом привыкнешь к ним и перестанешь даже замечать», — отвечал он.

— Ты видел это… своими собственными глазами… — в сотый раз повторил Димитрий.

Он сидел за столом в своем кабинете — это его прихоть, привычка, перенесенная «с той стороны», невидящим взором глядя в окно. Там, за окном, желтели несколько подсолнухов, доцветали последние цветы да жухла потихоньку трава. Шустрые воробьи приспособились вынимать семечки прямо из отяжелевшего круга, а потом садились сверху и поглощали добычу. Синицы следили за их трапезой с забора. Им тоже хотелось, но у воробьев было гораздо больше наглости. Не храбрости, а именно наглости. Синицы попросту боялись к ним приближаться, так как подобная встреча могла обернуться выдранными перьями.

— Почему ты видел это, а не я?..

— А при чем тут это? По-моему, это вы попросили меня следить за Лавуазье при любой возможности. Он шел куда-то, я шел следом.

— Да, все правильно, мне следовало самому… Черт, ведь ты не понял ни слова из его заклинаний! А я… я бы разобрал, я бы понял! Понимаешь, для меня это возможность! Это шанс для меня… Шанс стать сильнее.

— Ну, скажите еще, что вам вообще не следовало брать меня с собой. Я стерплю это. Вы читаете книги? В отношениях учеников и учителей разногласия приняты за норму — учителя, оказавшись рядом с человеком несведущим в какой-то определенной области, в которой сам учитель как рыба в воде, возносят себя чуть ли не до божественной высоты.

— Учитель и ученик? А разве к нам подходит это? Я, вроде, ничему тебя не учу. Или это намек?

Я сам понял, что сморозил глупость. Да, что-то в Норкаусе было такое, что неизменно вызывало какой-то скрытый рефлекс обожания. Наверное, это осталось еще от наших первобытных предков, которые нуждались в хозяине и предводителе. Я заметил, что мэр отходил в тень при появлении Димитрия, что горожане приносили Норкаусу гораздо более богатые дары, что окружали его почетом, а к мэру относились как к чему-то необходимому, что было всегда и без чего обойтись никак невозможно. И сам мэр не противился этому, а сам смотрел на Норкауса взглядом, выражающим полнейшую покорность.