Божественная карусель

О первом варианте нечего было и думать. Прежде всего потому, что все федеральные кормушки уже плотно были заняты приближенными тех, кто эти кормушки распределял. Эдуард Шустов за всю свою жизнь так ничьим приближенным и не стал. Он стремился не просто к свободе, Шустов рвался к независимости. Ну разве можно с таким характером стать чьим-то приближенным? Однако на хлеб и воду ведь как-то надо было зарабатывать. Оставались только хоздоговоры – работы, представляющие собой решение специфических частных инженерных проблем, называемых научными с очень большой натяжкой.

Одним словом, перспективы полетов становились все более призрачными, и оставалось только терпеливо ожидать конца тех серых будней, которые принято обозначать словом «жизнь». А за окном бурлила революция. Бархатная. Перестройка, сперва воспринимавшаяся лишь как раздел программы новостей, докатилась и до глубинки. От территории, где проживал Шустов, в Совет народных депутатов СССР избрали откровенного антикоммуниста, человека, противопоставившего свою кандидатуру номенклатурным выдвиженцам и теперь с трибуны съезда говорившего о правящей партии все то, что думал о ней и сам Эдуард. В ближайшее время должны были состояться единовременные выборы в городской, областной, Российский Советы народных депутатов. Словом, Шустов однажды задал себе вопрос: «Может быть, направление моего полета – политика?» – и вновь оторвался от земли.

Посещение мероприятий неформальных организаций, эмоциональные публичные выступления Эдуарда против КПСС и незапятнанное прошлое привели к тому, что на одном из институтских собраний, организованном самим же Шустовым, коллектив проголосовал за его выдвижение в качестве кандидата в Российский Совет народных депутатов. Именно в Российский. Сперва начинающий политик намеревался выдвинуться в городской или максимум областной Совет, но ораторские успехи, проявляющиеся в восторженных, бурных аплодисментах и даже овациях слушателей, горячих обсуждениях речей дебютанта после собраний, так вскружили ему голову, что Эдик решил устремиться к максимальной вершине – она показалась ему совсем доступной. Причем устремился с такой детской беспечностью, что не стал дублировать свое выдвижение ни в областной, ни в городской Советы. А ведь можно было! Закон позволял быть кандидатом одновременно нескольких уровней Советов. Не наберешь достаточного количества голосов для Совета Российского – пройдешь в областной. Не в областной, так в городской… Но Икар страховаться не стал, он уже весь был в полете. Благо, тогда еще выборы полностью финансировались государством. А между тем соперниками Шустова стали известнейшие люди города: ректор политехнического института, два первых секретаря райкома КПСС, декан одного из факультетов строительного института, главный редактор областной газеты и другие, не менее яркие личности. Чем среди них мог выделиться молодой научный сотрудник? Только одним – своей беспартийностью. Из одиннадцати претендентов на место в Российском парламенте он единственный не состоял в КПСС. Но это был слабый козырь… И, в конечном итоге, он был, конечно, бит.

Поскольку Шустов был искренне и наивно убежден, что во всех его личных бедах и проблемах страны виновата исключительно правящая партия, то в своих выступлениях на телевидении, по радио, в газетах обрушивал на коммунистов все свое, как ему казалось, благородное негодование. Он почти свято верил, что для победы на выборах этого вполне достаточно, потому что большинство избирателей его ненависть разделяют. «Омафиозившаяся партийная номенклатура», «бандитская клика политбюро и их приспешников: ЦК, обкомов, горкомов, райкомов», «преступная деятельность КГБ» – вот характерный перечень клише, которые новичок от политики безоглядно использовал в своих речах и листовках, раздаваемых направо и налево. Увы, по результатам голосования в первом туре Эдуард оказался четвертым и выбыл из дальнейшей борьбы в туре втором. Хотя близкие, друзья, знакомые утешали, что в такой солидной компании претендентов оказаться четвертым очень даже престижно, Шустов вновь чувствовал себя сокрушенным Икаром. Разрыв между третьим и четвертым местами был столь велик, что говорить о серьёзной поддержке избирателями было просто глупо. Слишком много злобы выплеснул Эдуард, слишком мало демонстрировал способность к любви.