Божественная комедия. Ад

1. Еще Кентавр не перешел пучины,
Как в дикий бор вступили мы одни,
Где ни единой не было тропины.

4. В нем, скорчившись, растут кривые пни;

В нем все темно, без зелени, без цвета;
В нем яда полн бесплодный терн в тени.[273]

7. В такую глушь, в такую дичь, как эта,

Не мчится вепрь с возделанных полей
В стране между Чечины и Корнета.[274]

10. Вьют Гарпии там гнезда из ветвей,

Прогнавшие с Строфад Энея криком,
Пророческим предвестником скорбей.

13. На крыльях длинных, с человечьим ликом,

С когтьми на лапах, с чревом птиц, они
На страшных пнях кричат в смятенье диком.[275]

16. «Пока мы здесь,» сказал учитель мне:

«Узнай, мой сын, ты во второй долине,[276]
И будешь ты дотоле в сей стране,

19. Пока к ужасной не придешь пустыне;[277]

Смотри ж теперь: ты здесь увидишь то,
Что подтвердить слова мои отныне.[278]»

22. Со всех сторон я слышал вой; но кто

Стонал и выл, не зрел я, и в смятенье
Я стал, от страха обращен в ничто.

25. Вождь, думаю, мог думать, что в сомненье[279]

Подумал я: не скрылся ли в кусты
От нас народ, рыдавший в отдаленье;

28. И потому сказал он: «Если ты

Одну хоть ветку сломишь в роще темной,
То вмиг рассеются твои мечты.»

31. Вблизи от нас терновник рос огромный:

Я ветвь сломил с него; но он с тоской:
«За что ломаешь?» простонал мне томно,

34. И, потемнев от крови пролитой,

Вскричал опять: «Что множишь мне мученья?
Иль жалости не знаешь никакой?

37. Когда-то люди, ныне мы растенья;

Но будь мы души змей самих, и к ним
Иметь ты должен больше сожаленья.»

40. Как с одного конца горит, другим

И пенится и стонит прут зеленый
И по ветру, треща, бросает дым:

43. Так здесь из ветви, издававшей стоны,

Струилась кровь и, бросив ветвь, я стал,
Как человек внезапно устрашенный.

46. «Злосчастный дух!» мудрец мой отвечал:

«Когда б сперва поверил он преданью,
Которое в стихах я рассказал, —

49. Он до тебя не прикоснулся б дланью.

Я сам скорблю, что ваш чудесный плен
Подвиг меня к такому испытанью.

52. Скажи ж, кто ты; а он тебе в замен

Возобновит величье славы шаткой,
Пришедши в мир из мрака адских стен.» —

55. И терн: «Так сильно манишь речью сладкой,

Что я молчать не в силах, и на миг —
О выслушай! – прильну к беседе краткой.[280]

58. Я тот, кому от сердца Фридерик[281]

Вручил ключи, чтоб отпирал по воле[282]
И запирал я дум его тайник,

61. Для всех других уж недоступный боле;[283]

Теряя сон и силы для трудов,
Я исполнял свой долг в завидной доле.

64. Развратница, что с кесарских дворцов[284]

Бесстыдных глаз во век не отвращала, —
Смерть общая и язва всех веков —

67. Против меня сердца воспламеняла

И, Августу то пламя передав,
Свет радости в мрак скорби обращала.

70. Тогда мой дух, в отчаяние впав,

Мечтал, что смерть спасет от поношенья,
И, правый, стал перед собой неправ.[285]

73. Клянусь корнями юного растенья:[286]

Всегда хранил я верности обет
Монарху, столь достойному почтенья.[287]

76. Когда ж из вас один придет на свет,

Пусть честь мою спасет от поруганья
И отразит завистников навет.» —

79. Тут он замолк, и, полный состраданья,

Сказал мне вождь: «Минут теперь не трать
И спрашивай, коль есть в тебе желанья.»

82. Но я ему: «Сам вопроси опять

О том, что знать полезным мне считаешь:
Душа скорбит; нет сил мне вопрошать!» —

85. «О бедный узник! если ты желаешь,

Чтоб просьб твоих не презрел человек, —
Благоволи нам объяснить, коль знаешь,

88. Как в эти пни» учитель мой изрек:

Вселились души? о скажи: в сем теле
Останутся ль они в плену на век?» —

91. Тогда вздохнул колючий терн тяжело,

И вздох потом сложился так в слова:
«Короток будет мой ответ отселе.

94. Как скоро дух все узы естества,

Свирепый, сам расторгнет: суд Миноса
Уж шлет его в жерло седьмого рва.

97. И дух, упав в дремучий лес с утеса,

Ложится там, куда повергнет рок,[288]
Где и пускает стебль как колос проса.

100. И стебль растет, искривлен и высок,

И Гарпии, кормясь его листами,
Творят тоску и для тоски исток.[289]

103. Подобно всем, пойдем мы за телами,

Но в них не внимем: правый суд небес
Нам не отдаст, что отдаля мы сами.

106. Мы повлечем их за собою в лес:

У каждого из нас в бору угрюмом
Повиснет тело на ветвях древес.[290]»

109. Вниманья полн, весь предан грустным думам,[291]

Еще я ждал от терна новых слов,
Как вдруг я был испуган страшным шумом.

112. Так человек, пред кем из-за дерев

Несется вепрь, и в след за ним борзые,
Внимает треску сучьев, лаю псов.

115. И вот, налево, бледные, нагие,

Несутся двое с скоростью такой,
Что вкруг ломают сучья пней кривые.

118. Передний выл: «О смерть, за мной! за мной!»

Меж тем другой, не столько быстроногий:
«О Лан,» вопил: «с потехи боевой,[292]

121. При Топпо, так тебя не мчали ноги![293]

»И, прибежав к кусту во весь опор,
Запыхавшись, к нему припал в тревоге.

124. За ними вдруг наполнили весь бор

Станицы псиц голодных, черной масти,
Как стаи гончих, спущенных со свор.

127. Укрывшийся не избежал их пасти:

Псы, растерзав его в куски, в куски,[294]
Размыкали трепещущие части.

130. Тут вождь подвел меня за кисть руки

К тому кусту, который, кровью рдея,
Вотще стонал от боли и тоски

133. И говорил: «О Якоп Сант' Андреа![295]

Зачем ты скрылся за кустом моим?
За что терплю я за грехи злодея?»

136. Тогда мой вождь, остановясь пред ним,

Спросил: «Кто ты, струящий кровь с слезами
Из стольких ран, злой горестью крушим?»

139. А он: «О души, вам же небесами

Дано увидеть страшный стыд того,
Чьи ветви так растерзаны пред вами,

142. Сберите их вкруг терна моего!

Я в граде жил, сменившем так коварно
Старинного патрона своего.

145. За то он губит град неблагодарный

Своим искусством, и когда бы снят
Был истукан его с моста чрез Арно,

148. То граждане, средь пепла и громад,

Оставленных Аттилой при разгроме,
Вотще б трудились, воздвигая град.[296]

151. Повесился там в собственном я доме![297]

»