Божественная комедия. Чистилище

1. Уже склонилось солнце с небосклона
На горизонт, его ж полдневный круг
Зенитом кроет верх горы Сиона.[50]

4. И, против солнца обращаясь вкруг,

Из волн Гангеса вышла ночь с Весами, —
Чтоб, став длинней, их выронить из рук,[51] —

7. Так что Авроры светлый лик пред нами

Из белого стал алым и потом
Оранжевым, состарившись с часами.[52]

10. A мы все были на брегу морском,

Как тот, кто, путь утратя в мире этом,
Душой парит, a сам все в месте том,[53]

13. И вдруг, как Марс, пред самым дня рассветом,

На западе, на лоне синих вод,
Сквозь пар густой сверкает красным цветом,[54] —

16. Так мне блеснул (о, да блеснет с высот

Он мне опять!) над морем свет столь скорый;
Что с ним сравнить нельзя и птиц полет.[55]

19. Чтоб вопросить о нем, на миг я взоры

Отвел к вождю; потом взглянул и – се! —
Уж он возрос и стал светлей Авроры.

22. Со всех сторон над ним во всей красе

Белело нечто; с белого ж покрова
Вниз падал блеск, подобный полосе;[56]

25. Еще мне вождь не отвечал ни слова,

Как верхний блеск уж принял образ крыл.
Тогда поэт, познав пловца святого, —

28. – Склони, склони колена! – возопил:

Здесь ангел Божий! К сердцу длань! Отселе[57]
Ты будешь зреть лишь слуг небесных сил.

31. Без ваших средств, смотри, как мчится к цели!

Наперекор всем веслам, парусам,
Парит на крыльях в дальнем сем пределе.[58]

34. Смотри, как он вознес их к небесам!

Как режет воздух махом крыл нетленных!
Им не седеть, как вашим волосам!

37. Приблизясь к нам от граней отдаленных.

Пернатый Божий лучезарней стал,
Так что я глаз, сияньем ослепленных,

40. Не мог поднять. И к брегу он пристал

С ладьей столь быстрой, легкой, что нимало
Кристалл волны ее не поглощал.[59]

43. Стоял небесный кормчий у причала;

В лице читалась благодать сама,
В ладье ж сто душ и боле восседало.

46. In exitù Israel от ярма[60]

Египтян злых! все пели стройным хором.
И все, что писано в стихах псалма.

49. Их осенил крестом он с светлым взором;[61]

Затем все вышли на берег, a он,
Как прилетел, так скрылся в беге скором.

52. Сонм пришлецов был местностью смущен;

Очами вкруг искал он, где дорога,
Как тот, кто чем-то новым удивлен.

55. Со всех сторон из Солнцева чертога

Струился день и тучей метких стрел
Со средины неба гнал уж Козерога.[62]

58. И новый сонм, как скоро нас узрел,

Поднявши взор, сказал нам: Укажите:
Коль можете, путь в горний тот предел.[63]

61. На что Виргилий: – Может быть, вы мните,

Что край знаком нам? Уверяю вас, —
В нас путников себе подобных зрите.[64]

64. Сюда привел пред вами лишь за час

Нас путь иной, столь пагубный и лютый,[65]
Что в гору лезть – теперь игра для нас.

67. По моему дыханью в те минуты[66]

Заметивши, что я еще живой,
Весь сонм теней вдруг побледнел от смуты.

70. И как к гонцу с оливой вестовой

Народ теснится, чтоб услышать вести,
Топча один другого в давке той:[67]

73. Блаженные так духи те все вместе

Уставили свой взор мне прямо в лик,
Почти забыв о времени и месте.

76. Один из них ко мне всех больше ник.

Обнять меня так пламенно желая,
Что сделать то ж он и меня подвиг.

79. О, видная лишь взором тень пустая!

Три раза к ней я руки простирал,
К себе на грудь их трижды возвращая.

82. От дива лик мой? видно, бледен стал,

Затем что тень с улыбкой отступила,
A я, гонясь, за нею поспешал;[68]

85. Спокойней будь! – мне кротко возразила,

Тогда, узнав ее, я стал молить,
Чтоб не спеша со мной поговорила.

88. И дух в ответ: – Как я привык любить

Тебя, быв в теле, так люблю без тела.
И я стою. Тебе ж зачем здесь быть?

91. – Казелла мой! чтоб вновь достичь предела,[69]

Где я живу, – иду на эту круть;
Где ж ты, – сказал я, – медлил так, Казелла?[70]

94. А он на то: – Его в том воля будь!

Тот, кто берет, кого и как рассудит,[71]
Пусть возбранял не раз сюда мне путь, —

97. Все ж воля в нем по Вечной Правде судит.[72]

И подлинно, три месяца, как всех[73]
Приемлет он, кто с миром в челн прибудет.[74]

100. Так вот и я, став у поморий тех.

Где воды Тибра стали солью полны.[75]
Был благостно им принят в челн утех, —

103. На устье том, где он парит чрез волны.[76]

Затем что там сбирается все то,
Что не падет за Ахерон безмолвный.

106. – О! если у тебя не отнято

Искусство петь любовь с ее тревогой,
В которой слез мной столько пролито, —

109. Утеш, – сказал я, – дух мой хоть немного,

Затем что он, одетый в плоть и кровь,
Так утомлен им пройденной дорогой.[77]

112. – В душе со мной беседуя, любовь…[78]

Так сладостно он начал петь в то время,
Что сладость звуков будто слышу вновь.

115. Мой вождь, и я, и все святое племя,

Здесь бывшее, так были пленены,
Что всех забот, казалось, спало бремя.

118. Не двигаясь, внимания полны,

Мы слушали, как вдруг наш старец честный[79]
Вскричал: – Что это, праздности сыны?[80]

121. Что стали там вы в лени неуместной?

К горе бегите – сбить с себя гранит,[81]
Вам не дающий видеть Лик небесный.

124. Как голубки, которых корм манит,

Сбираются в полях без опасенья,
Сложив с себя обычный гордый вид, —

127. Но, чем-нибудь испуганы, в мгновенье

Бросают корм, затем что всех забот
Сильней теперь забота о спасенье:[82]

130. Так, видел я, недавний здесь народ,

Покинув песнь, бежать пустился в горы,
Как без оглядки мчится трус вперед.

131. За ним и мы пошли, не меньше скоры.