Божественная комедия. Рай

1. – Хвала Отцу, и Сыну, и Святому,
Божественному Духу! – гимн раздался
Столь сладкий, что я весь пришел в истому.

4. Казалось мне, вкруг мир весь улыбался;

Святым восторгом перед ним объятый,
И зреньем я и слухом опьянялся.

7. О, радость! О, блаженство без заката!

О, жизнь в любви, отраде и покое!
О, мир, отсутствием алчбы богатый!

10. Четыре светоча в прекрасном строе

Сияли дружно рядом; но светился
Всех ярче тот, кто прежде был со мною.

13. Едва ли бы Юпитер с ним сравнился,

Когда бы с Марсом, превратившись в птицы,
Он перьями потом переменился.

16. И Провиденье, что своей десницей

Предел кладет и срокам и занятью,[469]
Молчанье их послало веренице.

19 – Дивишься ль ты, – был должен услыхать я,[470]

—Что от стыда я цветом изменен?
Но изменились со мной все братья.

22. Поруган на земле мой трон, мой трон,

Мой светлый трон – Зане пустеет праздно
Перед очами Божья Сына он;

25. И гроб мой сделался клоакой грязной[471]

Убийств и скверны; те, кто с неба пали,
Над оргией глумятся безобразной! —

28. И видел я – все небеса блистали

Смущенья краской, такою ж точно,
Какой заря окрашивает дали.

31. Как та, чья добродетель безупречна,[472]

Краснеет от стыда, когда известно
Ей о падении другой – порочной, —

34. Так Беатриче страдала; небесный

Весь край затмился в тьмы густой покрове,
Какой пал в миг: Господней муки крестной.

37. А Петр речь продолжал, столь грозный в слове

И голосом столь измененным дрожью,
Что не был самый вид его суровей:

40. – Не для того супругу Сына Божья[473]

Я, Лин и Клит, мы кровию питали,
Чтобы срамить ее алчбой и ложью;

43. И не затем любовно проливали

Сикст, или Пий, или Каликст с Урбаном
И кровь, и слезы скорби и печали,[474]

46. Чтобы питомцам нашим, христианам —

Бесстыдством там воссевших вслед за нами
Направо и налево быть разодранным;[475]

49. Иль чтобы мне врученными ключами

Приосенивши их мечи, на брата,
На христиан вражды воздвигнуть знамя;

52. Иль чтобы стал я оттиском печати,

Скрывающей претензий лживых груду,
Так что мне стыдно дара благодати!

55. Под пастырской одеждой волки всюду

Скрываются и истребляют стадо.
О, Божий суд! Доколе ждать я буду?[476]

58. Кровь нашу пьет Кагор, Гаскони чадо.[477]

Прекрасное начало! Для чего же
Тебе прийти к концу плохому надо?[478]

61. Но славе мира прежде Промысл Божий,

Пославший Сципиона для защиты,
И ныне Риму, знай, поможет то же.

64. А ты, мой сын, коль скоро вновь к земли ты

Воротишься, то возвести угрозу,
Не скрой того, что мной тебе не скрыто. —

67. Как хлопья пара в воздухе с морозу

В снег превратятся в месяце, в котором
Небесную обнимет солнце Козу,[479] —

70. Такое ж превращенье было с хором

Сих испарений, полных ликованья,
Что с нами обменялись разговором.

73. И я следил за формой их сиянья

До самой середины непрерывно,
Где двигаться мешало расстоянье.

76. И голос Водчей слышал я призывный:

Взгляни, взгляни, склонивши взоры ниже,
Какой мы поворот свершили дивный!

79. Я опускаю очи в миг и вижу,

Что всю дугу мы протекли обратно,
Что первый климат делает, – не ближе!

82. Я вижу путь Улиса святотатный[480]

И брег, где перед прочей ношей всякой
Европа стала самою приятной.[481]

85. Немного больше б я узрел однако,[482]

Но под моими солнце шло ногами
Уж одного немного далей знака.

88. Влюбленный ум моей прекрасной Даме

Вослед летел; в алчбе душа горела —
Ее красой упиться вновь очами.

91. Когда природы иль искусства дело,

В живом лице или в изображенье,
Глазами душу изловить умело, —

94. То это все еще ничто в сравненье

С сиянием ее улыбки милой,
Божественной отрады отраженья!

97. Улыбкой той дарованная сила,

С гнезда подъемля Леды, верховодно[483]
Меня к быстрейшей сфере устремила,

100. Которой так все части однородны,

Что я сказать теперь не в состоянии,
Куда меня ей было взнесть угодно.

103. Она ж, мое увидевши желанье,

Рекла с такой улыбкой, что Всевышний
Как бы сиял в ее ликовствованьи:

106. Движения природа неподвижно

В средине здесь источник свой имеет,
Отсюда изливаясь сфере ближней.

109. Ни в чем другом то солнце пламенеет,

Как в разуме божественном, откуда
Любовь с движеньем, что любовь ту сеет.

112. Любовь и свет вокруг него отовсюду,

Как этот круг вокруг всего – Единым
Объят Творцом, Его созданья чудо.

115. Движенье то посредственным причинам

Не подчиняется, но правит всеми,
Как целое начальник половинам.

118. И можешь ты теперь понять, как время

Свои пустило в этом небе корни,
Меж сферами листву имея теми.[484]

121. Что ж может быть презренней и позорней[485]

Алчбы гой гнусной, жадности той гадкой,
Влекущей вас к своей пучине черной?

124. Так воля расцветает в смертных кратко,[486]

Но превращают скоро в вашем свете
Дожди в терновник, – плод сначала сладкий!

127. Невинность с верою хранят лишь дети:

Чуть появился пух лишь у подбрадий, —
Уж добродетели исчезли эти!

130. Тот чуть лепечет – и томится в гладе,[487]

Не в силах будучи свою утробу
Насытить всласть, разнузданности ради.[488]

133. Иной младенцем любит мать – и злобу

Такую к ней возросши ощущает,
Что рад ее скорей приблизить к гробу!

136. Так дочь того, кто свет нам доставляет[489]

Пришедши, уходя же мрак оставит, —
Лик белоснежный черным помрачает.

139. Чему ж дивиться? Кто землею правит?

Затем то и ваш глаз так часто видит,
Что род весь человеческий лукавит.

142. Но из зимы совсем январь не выйдетъ

Виною небрегомой вами сотой,
Как ход иной на эти круги снидет;

145. Фортуной, жданною с такой охотой

Корма на место носа повернется,
И прямо будет направленье флота,[490]

148. И добрый плод за цветом разовьется!