Божественная смерть Джиреллы Мартигор

Тут вместо очередной жгучей горстки вонючих отходов жизнедеятельности насекомых пальцы загребли холодный воздух глубин. Ухватившись за край своего заточения, Джирелла волоком вырвалась на свободу. Она шлепнулась на прохладный камень, следом из раздутого яйцеклада вытекли мерзкие выделения. Отдаленное песнопение эхом отзывалось от стен и напоминало гул улья. Место озарялось ярким светом тысяч свечей, она огляделась в поисках источника происхождения сего чудовищного родового канала, но единственно узрела колоссальных размеров изваяние Падшей Матери, возвышающееся над ней. И ни туннеля у подножия статуи, ни отверстия в высоком потолке не было. Она появилась из ниоткуда.

Песнопение стало звучать громче. Джирелла поднялась, проморгалась, вытерла с глаз кровь. Не свою. Она стояла обнаженной пред иконой Всематери в окружении выпотрошенных жертв, чьи сплетенные внутренности согревали ноги. Чуть поодаль спускалась лестница, на ступенях которой стояли клирики в капюшонах и серебряных демонских масках, украшенных декоративными узорами, а за ними — скопище приверженцев в балахонах, заполонивших Низший Дом Цепи. Их славословие нарастало, попадая в унисон с ее воем.

Церковники обвели ее вокруг пальца, заманив с помощью блеющих подношений. Не получалось сосредоточиться и опознать тела у ее босых ног: были то козлиные детеныши или же человеческие. Она повернулась к изваянию с намерением взобраться на него и вновь скрыться в Изначальной Тьме, но тут накинулись клирики и посредством вороненых оков и древних заклинаний сковали Джиреллу. И возглавлял их не кто иной, как сам Черный Папа, чью митру ни с чем не спутать… вот только приглядевшись, она поняла, что лицо под высокой шапкой принадлежало не дяде — оно принадлежало ей самой.

Его свистяще-шипящее песнопение укротило Джиреллу и клирики приковали ее к перевернутому кресту, но едва взялись выцарапывать сокровенные таинства Цепи на свежей плоти, она забрыкалась от боли. Их украшенные резьбой перья протыкали желудок, кололи Эбенового призрака и тем самым подпихивали существо все глубже, травя его, пока оно травило ее. Эти мучения заставляли Джиреллу рыдать. Под кожей проступали пульсирующие знаки и глифы, и твердые руки мучителей очерчивали их клинками. Тут кардинал, носивший застывшую гримасу одной из монастырских горгулий, которой она частенько попадала плевком на спину, склонился над ее чреслами и скрупулезно скальпелем выбрил в лобковых волосах крест.

Эбеновый призрак пролез в кишечник, прополз по нему и наконец прорвался в непорченую утробу, и невыносимые муки переросли во что-то совсем уж запредельное. Она знала, что вот-вот встретится лицом к лицу с Падшей Матерью. Песнопение вышло на крещендо, достигло кульминации и небеса вспыхнули очищающим пламенем, окутавшим Джиреллу.

Последнее, что она помнила, как человек в красном подобрал облаченной в перчатку рукой маленькое белое яичко и поместил его в реликварий.

* * *

Заключительный этап коронации обратится пыткой совершенно иного рода, причем куда как унизительнее всего того, что Джирелла перенесла в самый разгар Мытарства Эбенового призрака. Она — наиважнейшая смертная средь ныне живущих на Звезде — должна преклониться пред Багряной королевой в тронном зале, который впоследствии они станут делить, и молитвенно просить за себя. Конечно, это дело сугубо символичное: Шанату снимет свою митру и передаст Индсорит, которая, в свою очередь, водрузит ее на Джиреллино чело — но все равно это раздражало.

Ну хотя б все скоро кончится. Джирелла поднялась с колен пред висевшем в ее комнате гобеленом, и черное официальное облачение разбередило истерзанную плоть. Когда только появилась тут, своей выразительностью образ Падшей Матери поразил ее до глубины души, однако сейчас он казался заметно потрепанным, особенно по сравнению с написанной маслом картиной, коя висела в папских покоях. Совсем не верилось, что с момента приезда прошла всего лишь неделя. Чуялось, минули годы.

— Да не переживай ты так, сестра Вора, уже иду, — уверила она боевую монахиню, когда здоровячка вошла в комнату. — На это испытание я не опозда… ю…

Анафема закрыла за собой дверь и повернула ключ в замке. Сердце ушло в пятки, но от этого Джирелла только расправила плечи.

— Скажешь, кто ты? — спросила она, когда фиолетовоглазая великанша повернулась к ней лицом.

Анафема покачала мощной головой. По маске было видно, дышала она тяжело, тяжелее, чем ожидалось. Судя по всему, женщина не хотела этого делать… и все же отстегнула со спины свой огромный меч.

— Хоть ответь, почему? Кем бы ты ни была, сестра Вора, ты преданная цепистка, и мы обе знаем, что я истинный, законный понтифик.

— Ты — марионетка, — печально произнесла анафема, начав поднимать меч. — Не более чем заместитель Шанату, и продолжишь истязать и порабощать таких, как я, как это всю жизнь делал он.

— А тот кардинал, что тебя надоумил, думаешь, что-нибудь изменит? — Теперь, когда она поняла, какая же та наивная, Джирелла возненавидела это чудовище еще сильнее. — Чего бы там тебе ни наобещали — ложь. Мы обе умрем зазря.