Божественная трагедия

– Ты этого хотел, извращенец-неудачник, – Марлен стала нарочито развязанно качать бедрами, и платье медленно стало сползать на пол. Оставшись в вишневом кружевном белье, она вскинула кипевшвие яростью глаза на мучителя и воскликнула:

– Ты этого хотел?

– Не совсем, – почти ласково произнес Энди. – Продолжай.

Макс дернулся, но был остановлен тучей лазерных точек, впившихся в его голую грудь. Марлен также сделала останавливающий жест.

– Не надо, Макс, джентельмены хотят просто шоу. На большее они не способны. Так что я в полной безопасности, – и она быстро и ловко скинула с себя белье.

Макс не мог не смотреть на нее. Рачовски медленно поднял с пола сумку, заклынул в нее, открыл косметичку, безцеремонно вытряхнул бижутерию, бросил косметичку обратно в сумку.

– Вот еще что, – продолжил Энди. – Мы, без вашего позволения, но с величайшим удовольствием, заберем все ваши чудесные электронные дивайсы. Пара солдат легко выудили из одежды телефоны, планшеты, подобрали с постамента очки.

– Я снимать трусы не буду, – заявил Макс. – Можешь сам подойти и проверить.

– Я проверю, – вдруг раздался приглушенный томный женский голос.

Из темноты на свет фонарей штурмовых винтовок вышла Мануччи. Двигаясь плавно, словно плывя, он приблизилась к Максу вплотную. Красные точки переместились на обнаженную грудь Марлен, что не ускользнуло от внимания Макса и остудило его желание воспользоваться ситуацией.

Она едва коснулась его груди выступающим изгибом своего шелкового платья, и, неотрывно глядя ему в глаза, произнесла:

– Ну. Что ты там прячешь?

Она оттянула резинку его трусов и опустила взгляд.

– Нечего особенного, мистер Рачовски, – не скрывая насмешки произнесла она.

Солдаты загоготали и красные лучи устроили бешеную пляску по всему телу Марлен. Мануччи отстранилась от Макса и направилась к Барту.

– Тут совсем ничего, – холодно произнесла она. – Джентельмены, наша миссия окончена, вы можете отправляться к нашему Бальи и получать положенное вознаграждение. Мне тоже здесь делать нечего. А вы, – она обратилась к голым горе-искателям сокровищ, смотрите не замерзнете. А я, пожалуй, возьму, все-таки, что-нибудь по настоящему твердое и большое.

Сессилия вернулась к Максу, нагнулась почти задев его, и подняла с пола луч с глобуса Константина.

– Оу, – томно прошептала она, гляда на него.

И вышла, ее бедра качались как лодочка на нежных сентябрьских волнах неаполетанского залива. Когда Макс оторвал взгляд от пустоты, куда скрылась Сессилия, Марлен зло смотрела на него. Она двумя руками прикрывала то, что должно было прикрывать белье, но глаза ее сверкали гневом. Причем гневом, направленным явно на Макса.

– Они забрали одежду, – сказал Барт. – Отлично. А задерживаться нам здесь не стоит. Твоя итальянская пассия может и полицию вызвать.

– Поздно на меня пялиться, – наконец выпалила Марлен. – Найди мне одежду, живо.

Это было сказано так, что Макс подскочил на месте и выбежал из зала со статуями Константина. Барт тоже поспешил покинуть разгневанного компаньона. Макс бегал по помещениям и ничего подходящего не отыскал. Ужас от мысли, что ему придется выйти в самый центр города обнаженным, пусть и в трусах, пугала его гораздо сильнее, чем угроза оказаться в руках полиции. Но его окликнул Барт:

– Макс, помогай.

Макс пришел на голос американца, и обнаружил, что тот стягивает штаны с охранника, который сжалился над потерявшей паспорт девушкой и пустил ночью в музей. Охранник был без сознания. По всей видимости, ему что-то вкололи, удар Макса не мог вырубить его на столь длительное время. Макс быстро освободил итальянца от пут, и они вдвоем стали стягивать одежду с несчастного. Вскоре они, как волхвы с дарами, вернулись к Марлен. Та скептически посмотрела на крутку, штаны, и рубашку. И выбрала только рубашку. Охранник оказался достаточно крупным, так что мужская рубашка довольно соблазнительно прикрывала то, что нуждалось в прикрытии. Максу досталась куртка, поскольку его широкие семейные трусы с большой натяжкой могли сойти за экстравагантные шорты. Барт одел штаны, но ни чуть не комплексовал из-за голого верха.

Едва открыв дверь и выйдя на площадь, Барт издал радостный крик.

Зря мы охранника раздели. Вот одежда наша.

Прямо перед входом валялись их вещи, просто брошенные. Даже обувь. На переодевание ушло не более пары минут.

Одевшись, они двинулись в полном молчании. У них не было амулетов, не было телефонов, не было денег. Разом исчезли все цели. Они спускались по лестнице Микеланжело, камни для ступеней которой великий зодчий отковыривал со стен Колизея.