Он, пожалуй, кинулся бы на Жнеца, чтобы вытрясти из него душу вместе с признанием, но Элия не дала свершиться сему эпохальному событию. Заклятие-лассо, наброшенное принцессой, пригвоздило герцога к креслу. А прежде чем он собрался порвать чары и вскочить снова, Моувэлль продолжил:
– Приговоренный. Тот, кого Жнец обязан уничтожить, пресечь нить жизни, перевести в иную инкарнацию, убить по Воле Всевышнего и во имя Равновесия во Вселенных! О Творец, я словно угодил в собственный наихудший кошмар. Если б вы не крикнули на меня и не убрали видение, я не смог бы бороться с предопределением. Неужели мне суждено поднять меч на сына? – Мужчина закрыл лицо руками и глухо застонал.
– Но почему? – потирая бровь, пораженно выдохнул Эйран. Маг-аналитик пытался подвести под услышанное логическую базу и не находил подходящих кирпичиков для строительства столь загадочного сооружения.
– Чтоб я знал, – покачал головой Жнец. Сейчас он больше походил на глубокого старика, чем на полного сил, энергичного, язвительного мужчину.
– Значит, надо узнать, – твердо заявила богиня, скрестив на груди руки, точно полководец у карты, обдумывающий стратегию войны. – Давайте думать вместе! Не сообразим вчетвером, соберем всю семью. Устроим мозговой штурм.
– Нет, не делай этого, – попросил Моувэлль, уставившись в пол с таким вниманием, что Элия тут же поняла, откуда Нрэн взял свою занимательную привычку в минуты замешательства прицельно буравить глазами чем-то не угодивший ему кусок реальности. – Я не должен видеть сыновей.
– Это запрещено или вы, дядя, опасаетесь повторения приступа? – постарался дипломатично выразить свою мысль Эйран, сочувствуя родственнику и одновременно испытывая исследовательский интерес сродни тому, который толкал Элию задавать каверзные вопросы Повелителю Межуровнья о пределах его могущества.
– Я не думаю, что мои потомки столь злостные нарушители Великого Равновесия, – печально улыбнулся Моувэлль, сцепив кисти рук в замок. – Не существует и абсолютного запрета на встречи с родственниками, но есть негласное правило, которого придерживаются все Жнецы. Если нити привязанностей, коих вообще не должно быть, окажутся чересчур крепкими, Слуга Творца может испытать желание перерубить их.
– Как? – недолго думая спросил Элегор и получил весьма откровенный ответ:
– Вместе с созданиями, эти нити составляющими.
– То есть ты, принц, боишься ощутить в себе столь пылкую любовь к покинутым детям, что оказываешься способным их убить? – в замешательстве перевел герцог.
– Так, – горько подтвердил Жнец.
– Это неправильно, – сурово нахмурилась Элия, в сердцах топнув ногой. – Самый глупый инстинкт в перечне ваших отточенных рефлексов! А все эти дурацкие правила об обязательном отсутствии эмоциональных связей с мирами! Конечно, я допускаю их изначальную полезность для соблюдения Жнецом Равновесия через беспристрастное отношение к происходящему, но все равно дурацкие! Беспристрастность – не всегда наилучший выход! Но даже если уж это так важно, пусть тот регион, где находятся связанные с Жнецом создания, находится в ведении другого Жнеца, тогда будет соблюден принцип невмешательства, и Жнец, не лишившись близких, не уподобится окончательно бездушному автомату. Для бога равнодушие – противоестественное состояние. Не знаю уж, как насчет физических болезней, но я бы на месте Жнецов пачками сходила с ума от такой сладкой жизни, и хорошо, если только с ума, в таких условиях и до повреждения структуры души недалеко. Вечное одиночество ужасно…
Моувэлль со все возрастающим изумлением и уважением слушал страстное выступление богини. Никто до принцессы и помыслить не мог даже о самой возможности перемен в столь уникальной области, как жнеческое служение. Правила считали нерушимыми. А когда женщина заговорила о сумасшествии, Жнец, пораженный проницательностью племянницы, и вовсе растерялся. Всего в нескольких предложениях богиня сформулировала принцип существования Слуг Творца, подобных ему, указала на слабые стороны и предложила возможный выход.
– Ага, умница, – пару раз хлопнув в ладоши, опустил Элию с небес на землю герцог, впрочем, тоже слушавший богиню со всей серьезностью и крепнущей уверенностью в том, что, стань Элия истинным Джокером, как предрекал ее портрет на карте Либастьяна, мало мирам не покажется. Как уж там насчет Хохота, пока не ясно, а вот Изменений и Потрясений (именно с большой буквы!) ждать следует непременно. Принцесса ни с кем церемониться не станет, перекроит Вселенную так, как сочтет правильным. И, что уж было совсем странно, Элегор ощущал горячее согласие с ее намерениями. Может, так действовала сила Джокеров? Но показывать свои чувства принцессе герцог не собирался, потому и язвил: – Теперь тебе только надо заглянуть на чашку кофе к Творцу и посоветовать ему воспользоваться твоим сверхценным советом. Когда отправляешься?
– Как только вылечим Лейма, – машинально огрызнулась Элия, испытывая легкое головокружение. Она говорила именно то, что думала, но до тех пор, пока не начала говорить, не понимала, что считает именно так, а не иначе.