При звуке его шагов Кефис поднял свой щит и угрожающе выставил вперед копье, заставив Александра выйти на свет. Он показал свое лицо и поднялся по ступенькам. Поскребся в дверь, но ответа не последовало. Тогда, вытащив кинжал, он резко постучал по дереву его тяжелой рукоятью. Внутри раздался сонный шорох, потом — звуки дыхания в темноте.
— Это Александр, — сказал он. — Открой.
Моргающая взъерошенная служанка в наспех накинутом платье высунула наружу голову; за ее спиной, как мыши, шуршали голоса. Сначала они, наверное, подумали, что пришел царь.
— Госпожа спит. Уже поздно, Александр, далеко за полночь.
— Впустите его, — произнес голос матери.
Она стояла у постели, затягивая пояс своей ночной рубашки, сшитой из шерсти цвета сливок и отороченной темным мехом. Он едва видел ее в мерцающем свете ночника; девушка, неуклюжая со сна, пыталась зажечь от него фитили высокой лампы. Очаг был чисто выметен; стояло лето.
Первый из трех фитилей загорелся.
— Этого достаточно, — сказала Олимпиада.
Ее рыжие волосы, рассыпаясь по плечам, смешивались с темным лоснящимся мехом. Косой луч от лампы высветил складку между бровей, морщины, залегшие в углах рта. Когда она повернулась к лампе лицом, стали видны только прекрасные черты, чистая кожа и плотно сомкнутый рот. Ей было тридцать четыре года.
Свет единственной лампы был неярким, углы комнаты тонули во мраке.
— Клеопатра здесь? — спросил он.
— В такой час? Она у себя. Ты хочешь ее видеть?
— Нет.
— Возвращайтесь к себе, — сказала Олимпиада женщинам.
Когда дверь за ними закрылась, она набросила на разметанную постель шитое узорное покрывало и жестом предложила ему сесть рядом; он не двинулся.
— Что с тобой? — нежно сказала она. — Мы попрощались. Тебе нужно сейчас спать, если вы выступаете на рассвете. Что случилось? Ты странно выглядишь. Дурной сон?
— Я этого ждал. Это не стычка с варварами, а большая война, начало всего остального. Я думал, что ты пошлешь за мной. Ты должна знать, что привело меня сюда.
Она откинула со лба волосы, прикрывая рукой глаза.
— Ты хочешь, чтобы я тебе погадала?
— Мне не нужны гадания, мама. Только правда.
Олимпиада опустила руку слишком быстро, их глаза встретились.
— Кто я? — спросил он. — Скажи мне, кто я такой?
Олимпиада застыла в изумлении. Александр увидел, что она ожидала какого-то иного вопроса.
— Не думай о том, что ты делала раньше, — сказал он. — Я ничего об этом не знаю. Только ответь на мой вопрос.
Она увидела, что за несколько часов, прошедших с того времени, как они расстались, он осунулся. Она едва не спросила: «И это все?»
Прошлое давно поблекло; глубокое содрогание, охвативший ее страшный сон, ужас пробуждения, слова старухи, тайно приведенной ночью в эту комнату из ее пещеры. Как это было? Она не знала большего. Она родила дитя от дракона, и теперь сын спрашивал: кто я? «Это я должна задать тебе этот вопрос».
Александр мерил шагами комнату, быстро и бесшумно, как волк в клетке. Внезапно остановившись перед ней, он сказал:
— Я — сын Филиппа, ведь так?
Только вчера она видела их вдвоем, едущих на плац: Филипп, ухмыляясь, что-то рассказывал, Александр смеялся, запрокинув голову. Она успокоилась и метнула на сына долгий взгляд из-под полуприкрытых век.
— Не делай вид, будто можешь в это поверить.
— Кто я тогда? Мне нужен ответ.
— О таких вещах не говорят ночью, второпях, из прихоти; это свято. Существуют силы, которые нужно умилостивить…
Его испытующие, обведенные тенью глаза, казалось, пронзали ее насквозь, проникая слишком глубоко.
— Какой знак, — спросил он тихо, — подал тебе мой демон?
Она взяла обе его руки в свои, притянула поближе и зашептала на ухо, потом отстранилась, чтобы оценить произведенное впечатление. Александр был всецело погружен в себя, справляясь со своими чувствами, едва ли сознавая ее присутствие. В его глазах ничего нельзя было прочесть.
— И это все?
— Чего же больше? Ты даже сейчас недоволен?
Александр посмотрел в темноту за кругом света от лампы.
— Все известно богам. Но как спросить их?
Он заставил ее встать и несколько минут держал за вытянутые руки, сведя брови над переносицей. Наконец она опустила глаза.
Его пальцы сжались; потом он быстро, судорожно обнял ее и отпустил. Когда он ушел, тьма сгустилась вокруг нее еще сильнее. Она зажгла две оставшиеся лампы и наконец заснула при их ярком свете.
Александр остановился у дверей комнаты Гефестиона, осторожно открыл их и вошел. Гефестион уже спал, раскинувшись в полосе лунного света. Александр протянул руку, чтобы разбудить его, но тотчас отдернул. Он собирался рассказать Гефестиону все, если будет удовлетворен услышанным. Но тайна по-прежнему оставалась тайной, темной и сомнительной; Олимпиада тоже была смертна, следовало дождаться более достоверных сведений. Зачем нарушать ради этого его спокойный сон? Завтра их ждет трудный день. Свет луны переместился прямо на закрытые глаза Гефестиона. Александр бережно задернул занавеси, чтобы силы ночи не причинили другу вреда.