И всё же они были в заговоре. Она так и не примирилась со спартанской одеждой, она любила его наряжать. Воспитанная в доме, где дамы сидели в Зале, как гомеровские царицы, - и слушали песни бардов о предках-героях, она презирала спартанцев. Этот народ безликой массы дисциплинированных пехотинцев и немытых женщин, про которых не знаешь что и сказать: то ли они тоже солдаты, то ли племенные кобылы. Что ее сына заставят походить на этот серый, плебейский народ - это привело бы ее в бешенство, если бы она хоть на миг могла поверить, что такое может получиться. Но - возмущенная этой попыткой - она купила ему новый хитон с красно-синей вышивкой; и сказала, укладывая в сундук с его одеждой, что нет никакой беды, если он будет выглядеть как благородный человек, пока ее дядя в отлучках. Чуть погодя, она добавила еще коринфские сандалии, хламиду из милезийской шерсти и золотую наплечную брошь.
В хорошей одежде он снова чувствовал себя самим собой. Сначала он был осторожен; но, приободрившись, выдал себя какой-то беззаботной выходкой. Леонид, знавший откуда это идет, промолчал. Просто подошел к сундуку и забрал оттуда всю новую одежду, вместе с лишним одеялом, которое там нашел.
Наконец-то он бросил вызов богам, - подумал Александр, - теперь ему конец!... Но она только улыбнулась печально и спросила, как же это он позволил себя разоблачить. Леонида надо слушаться, а то он оскорбится и уедет к себе... "И тогда, дорогой мой, может случиться, что у нас с тобой начнутся настоящие беды."
Игрушки это игрушки, а власть - власть, и за всё приходится платить... Потом она подбросила ему другие подарки. Он стал более осторожен - но и Леонид более бдителен... А в конце концов он принялся проверять сундук постоянно, как будто так и надо.
Но вот более взрослые подарки можно было оставлять. Один друг сделал ему колчан; маленький, но совсем настоящий, с перевязью через плечо. Оказалось, что он висит слишком низко, и Александр, сидя на ступенях дворца, расстёгивал пряжку. Язычок на пряжке был неудобный, кожа жёсткая... Он уже собрался идти во дворец искать шило, чтобы подцепить, когда подошёл мальчик побольше и встал рядом, загородив свет. Красивый, коренастый, бронзово-золотистые волосы, тёмно-серые глаза... Он протянул руку и сказал:
- Дай я попробую.
Держался он уверенно, а его греческий был явно лучше того, что приобретается только в классе.
- Новый, оттого и жёсткий, - сказал Александр. Он уже отработал дневной урок по греческому, так что ответил на македонском.
Незнакомец присел рядом на корточки.
- Слушай! Совсем как настоящий!... Это тебе отец сделал?
- Нет конечно. Сделал Дорей, критянин. Он не может сделать мне критский лук: там рог, его только взрослые могут натянуть. Лук сделает Кораг.
- А зачем ты его расстёгиваешь?
- Ремень слишком длинный, болтается.
- Мне кажется, нормально... А-а, нет, ты же поменьше. Давай я сделаю.
- Я мерил. Надо на две дырочки перецепить.
- Ну да... А подрастёшь - отпустишь обратно... Ремень конечно жёсткий, но я сейчас сделаю. А мой отец у царя...
- Чего ему там надо?
- Не знаю... Велел подождать его здесь.
- Он что, заставляет тебя говорить по-гречески весь день?
- А у нас в доме все так говорят. Мой отец друг царя, гостеприимец. Я когда вырасту, мне придётся быть при дворе.
- А тебе не хочется?
- Не очень. Мне дома нравится. Глянь вон на ту гору. Нет, не на первую, на вторую. Те земли все наши. А ты вообще не умеешь по-гречески?
- Умею, когда хочу. Но когда от него тошнить начинает - тогда не умею.
- Послушай, ты же говоришь почти не хуже меня. Так чего ж ты выступаешь?... Люди ж за крестьянина тебя будут принимать!
- Мой воспитатель заставляет носить эти тряпки, чтобы я был похож на спартанца. У меня и хорошая одежка есть, я её по праздникам надеваю.
- А в Спарте всех мальчиков бьют...
- О!... Он однажды меня до крови высек. Но я не плакал.
- Он не имеет права тебя бить. Должен только отцу сказать, и всё. Сколько за него заплатили?
- Это дядя матери моей.
- А-а!... Тогда конечно. А мне отец купил педагога, специально для меня.
- А знаешь, когда бьют это неплохо. Это учит терпеть раны, когда на войну пойдёшь.
- На войну? Так тебе ж всего шесть лет...
- Вовсе нет. В будущий месяц льва мне уже восемь исполнится. Это же видно!
- Ни капельки не видно. Мне вот восемь, а ты совсем не похож. Тебе с виду не больше шести.
- Знаешь что, дай-ка сюда! Слишком долго ты возишься что-то.
Он выхватил перевязь, ремень заскочил обратно в пряжку. Незнакомец закричал сердито:
- Дурак дурацкий! Я ведь почти уже сделал!...
Александр ответил казарменным македонским. Тот широко раскрыл рот и вытаращил глаза - слушал, как завороженный. Александр умел поддерживать такую беседу довольно долго, и сейчас - почувствовав уважение к себе блеснул всем, что только знал. Колчан по-прежнему был между ними, но они забыли и о предмете своей ссоры, и о самой ссоре, - только позы их, в каких замерли, остались драчливыми.
- Гефестион!... - донесся голос из колоннады.
Мальчишки отпрянули друг от друга, словно подравшиеся псы, на которых плеснули ведро воды.