Божественное пламя

— Тебе придется это сделать. Я не хочу, чтобы ты тайком связал меня, пока я сплю. Я, конечно, мог бы не спать, караулить, но это глупо перед боем. Так что если хочешь выйти из этого леса живым, клянись.

— А что будет со мной потом?

— Если я буду жив, ты не останешься внакладе. Ты рискуешь, я могу погибнуть, но война есть война. — Он потянулся к своей кожаной чересседельной сумке, через плечо оглядываясь на все еще молчащего Гира, и достал кусок мяса. Мясо, давно уже несвежее, сильно попахивало. — Это от жертвоприношения, — сказал Александр, шлепая кусок на валун. — Я припас его специально для этого. Подойди, положи сюда руку. Ты выполняешь клятвы, данные богам?

— Да. — Рука Гира была так холодна, что тухлая козлятина под ней казалась теплой.

— Тогда повторяй.

Клятва была длинной, составленной продуманно. На святотатца призывалась ужасная кара. Мальчик, весьма сведущий в подобных вещах, позаботился обо всех возможных лазейках. Еще бы сыну Олимпиады не позаботиться об этом.

Гир послушно повторил слова клятвы и, освободившись, сразу же отошел к ручью, чтобы смыть с руки кровь. Мальчик понюхал мясо.

— Не думаю, что его можно есть, даже если мы потратим время на возню с костром. — Он отбросил кусок в сторону, спрятал в колчан дротик и подошел к Гиру. — Хорошо, с этим покончено. Теперь мы можем говорить как друзья. Доедим обед, и расскажи мне обо всем.

Проведя рукой по лбу, Гир пустился перечислять нанесенные его роду оскорбления.

— Нет, все это мне известно. Сколько вас, сколько их? Что там за местность? Есть ли у вас лошади?

Дорога проходила по зеленым холмам, неуклонно поднимаясь все выше и выше. Трава уступила место папоротникам и тимьяну, тропа вилась, огибая сосновые леса и густые заросли земляничных деревьев. Вокруг вздымались горные хребты, живительный горный воздух, упоительно чистый, наполнял легкие. Они вступали в святая святых гор.

Гир рассказал о междоусобице, начало которой было положено три поколения назад. Получив ответы на первые вопросы, мальчик показал себя благодарным слушателем. О своих делах он сказал только:

— Ты должен будешь выступить моим свидетелем в Пелле. Царю было уже пятнадцать, когда он убил своего первого. Так мне сказал Парменион.

Гир собирался провести последнюю ночь у своих дальних родичей, живших в половине дня пути от его дома. Он показал Александру их деревню, прилепившуюся на краю узкого ущелья, над которым нависали отвесные скалы. Вдоль пропасти шла тропа, по которой могли пройти лошади. Гир все же хотел свернуть на хорошую окольную дорогу, проложенную царем Архелаем, но мальчик, слышавший, что тропа все еще пригодна, и желавший это проверить, настоял на своем. Не стоило тратить времени на дорогу в обход.

Пока они преодолевали крутые подъемы и головокружительные спуски, Александр сказал:

— Если эти люди тебе родня, не имеет смысла выдавать меня за родственника. Просто скажи, что я сын твоего начальника, что я учусь сражаться. Они никогда не смогут обвинить тебя во лжи.

Гир охотно согласился: изложенная таким образом история как бы содержала намек на то, что за мальчиком нужно присматривать. Большего он сделать не мог, опасаясь небесной кары за клятвопреступление. Он был богобоязненным человеком.

На плоском выступе скалы длиною в несколько фарлонгов между бугристым склоном холма и ущельем ютилась деревушка скопов, построенная из коричневого камня, в изобилии валявшегося повсюду, сама похожая на выход горной породы. С открытой стороны ее защищала изгородь, сложенная из валунов и оплетенная колючим терновником. В жесткой вытоптанной траве за оградой было полно коровьих лепешек, оставленных стадом, которое загоняли сюда на ночь. Две-три маленькие косматые лошаденки щипали траву, остальные были в горах с охотниками или с пастухом на выпасе. Козы и несколько овец со свалявшейся шерстью рассыпались по склону холма. Сверху, похожие на голос какой-то дикой птицы, неслись заунывные звуки свирели пастушка. Над тропой к изглоданному стволу засохшего дерева был прибит желтый череп и несколько костей, оставшихся от руки. Когда мальчик спросил, что это такое, Гир сказал:

— Это случилось очень давно, когда я еще был ребенком. Этот человек убил своего отца.

Их приезд был из числа тех событий, которые и полгода спустя служат пищей для разговоров. Мальчишки дули в рог, созывая пастухов, старейшего скопа, дожидавшегося смерти в своей берлоге, вытащили из вороха таких же старых, как он сам, шкур и отрепьев. В доме вождя гостям предложили сладкие маленькие фиги и местное мутное вино, налитое в лучшие, менее других оббитые чаши. С предписанной обычаем учтивостью хозяева ожидали, пока Гир и мальчик насытятся, и только после этого начались расспросы о них самих и о далеком мире.

Гир поведал о том, что Египет вновь лежит под пятою великого царя персидского, что царя Филиппа призвали навести порядок в Фессалии, и теперь он там стал архонтом, то есть тем же царем, что чрезвычайно обеспокоило южан. Правда ли, спросил брат вождя, что царь берет новую жену, а царицу отошлет в Эпир?