Божественное вмешательство (СИ)

Мастама-младший — легат Первого Римского сбросил на руку пурпурный плащ. Золоченый панцирь и шлем засияли на солнце. На миг Септимусу показалось, что сам Юпитер сошел на бренную землю. Конечно, Септимус тоже увидел Мастаму-старшего, осторожно ступившего на шаткие сходни, но внимание консула привлекла высокая женщина с ребенком на руках, идущая за сенатором.

— Ты видишь ее? Прямо за твоим отцом?

— Да. Это Спуриния, — равнодушно ответил Мариус.

— Жена Алексиуса!

— Его вдова.

"О Боги! Как она красива!" — прошептал Септимус и пошел за Мариусом, бросившимся почти бегом на причал встречать отца.

Сенатор обнял сына. На мгновение в его глазах появилась гордость. Подбородок взлетел вверх так, что складки под ним почти разгладились.

— Аве, консул! — прокричал Септимус.

Мастама услышал его приветствие. Бросил в ответ:

— Аве, — потом, устыдившись, должно быть, испытывая к Септимусу благодарность за сына, повторился, но уже громче: — Аве, консул!

Они обнялись без неприязни, почти как старые друзья, хоть и увиделись впервые.

Спустя пару часов прибывшие на кораблях сенаторы Этрурии, их жены и дети, компаньоны и рабы покинули шумную Остию в паланкинах, пешком и за редким исключением верхом. Гости и сопровождающие их, растянувшись разноцветной змеей на целую милю, двигались по дороге в Рим.

Септимус верхом ехал за паланкином Спуринии, размышляя о том, как вовремя он спровадил Фелицию к тестю и что стоит пригласить сенатора Мастаму в свой дом. Приняв решение, он догнал Мариуса.

— Наверное, ты намерен пригласить отца в свой дом? — пытаясь не выдать волнения, спросил Септимус.

— Конечно! Мой дом больше и богаче, чем у отца. Хочу похвастаться. Он будет рад.

— А ты пригласи его на ужин как-нибудь. Дело в том, что нам с твоим отцом есть что обсудить в спокойной обстановке, наедине. Пусть он поживет у меня. Что скажешь?

Мастама-младший задумался, потом кивнул, соглашаясь:

— Пусть будет по-твоему раз надо. Снова война?

Добившись нужного ответа, Септимус не стал отвечать. Хлопнув друга по плечу, он ускакал вперед к паланкину сенатора, радуясь, что теперь сможет видеть Спуринию когда захочет.

От пыли, поднявшейся под копытами лошади, сенатор Мастама чихнул, но эта мелочь не испортила ему настроения. Он улыбнулся Септимусу. Тот, все больше раздражаясь, осаживал жеребца, так некстати проявившего норов.

Мастама приказал рабам остановиться, и высокий экв, взяв под уздцы лошадь консула, помог Септимусу спешиться.

Рабы подняли паланкин, движение возобновилось. Септимус шел рядом, ведя коня на поводу, и все не решался завести разговор.

— Море было неспокойным. Никогда больше никуда не поплыву! — пожаловался Мастама и рассмеялся: — Но все же я рад, что увижу Рим. Как там сейчас?

— О-о! Я не хотел бы ничего плохого сказать о других городах Этрурии, но наш Рим просто великолепен. Вы сами должны увидеть все то, о чем я мог бы рассказать, — ответил Септимус. — Мы дойдем до Рима к ночи, и я с радостью приму вас в своем доме. А вот с утра...

Приглашая соправителя, председателя сената и консула Этрурии Тита Мастаму Мания, к себе в дом, Септимус все еще не был уверен, что получит согласие. Однако Мастама-старший искренне обрадовался приглашению.

— Как приятно, что ты меня пригласил! Ведь я и сам хотел попросить об этой услуге. Надеюсь, что ты не будешь возражать, если и дочь достойного Спуриния воспользуется твоим гостеприимством?

— Нет! Конечно, нет! — воскликнул Септимус, радуясь, что все так сложилось. Он не заметил встревоженного взгляда Мастамы-младшего, ехавшего за ними.

* * *

"Этот неугомонный старик липнет, как рубаха на вспотевшее тело!" — сетовал Септимус. Любой бы на месте Мастамы в его-то возрасте, после столь долгого путешествия попав под крышу, уснул бы, а этот потребовал вина и зрелищ. С утра его раб разбудил Септимуса: "Сенатор Мастама хочет осмотреть Рим". Пришлось показывать. Он ходил по широким улицам города пешком, осматривал дома и храмы, что все еще строились, разговаривал с прохожими, интересуясь абсолютно всем, что Септимусу и в голову не могло прийти. Потом он захотел посмотреть на военных. Пришлось тащиться за три мили в лагеря. Трубить тревогу и устраивать смотр первому и четвертому легионам, тренирующимся неподалеку от Рима. И лишь сейчас, когда Гелиос покраснел и приготовился к прыжку в бездну, Мастама выразил желание перекусить только в компании своего соправителя, консула Этрурии Септимуса Эмилия Помпы. Септимусу, надеющемуся, что хоть во время вечерней трапезы он сможет снова увидеть Спуринию, едва удалось скрыть разочарование.