Божественное вмешательство

Я бросаю на стол мешочек с этрусским золотом, — Бери. Это на расходы. На первое время. Я хочу лучший оппидум, но не для роскоши, а что бы удобен был и от врагов хорошей защитой. — Афросиб слушает и кивает. — Купи свитки, если найдешь их тут или кожу ягненка и напиши все, что сможешь о своих планах. Жить теперь будешь в этом доме. Марция позаботится об этом. Завтра сюда придут желающие поработать. Вот их и возьмешь на первое время. Будут вопросы, не стесняйся, задавай прямо мне.

Я, конечно понятия не имею, где перс возьмет камень, и как он будет платить людям, что согласятся работать. Но полагаю, что если будет в чем нужда у него, теперь обязательно скажет. Тогда и подумаю, как и что смогу предпринять.

— Все сделаю бренн. Будет оппидум. — Он перышком слетел с кресла и обхватил руками мои колени.

Кричу: «Марция!», — врывается перепуганная девушка, — «Познакомься с Афросибом и найди ему место для ночлега. Теперь он тут будет жить».

Глава 12

Прошел почти месяц как я стал бренном инсубров. И только сегодня под вечер в Мельпум приехал Хундила с Гвенвилл. По этому поводу я закатил пир горой. Пришли даже друиды из Совета.

До меня регулярно доходят слухи, что влиятельные старцы мутят народ, плохо говорят о новом правителе инсубров. Но это зря они делают: за месяц в оппидуме многое изменилось и людям эти перемены по сердцу. Ведь жить в мире и под защитой, после безвластия и войны — уже не мало!

Перед застольем я вкратце изложил Хундиле о проблемах с местными друидами. Мы с Гвенвилл засиживаться не стали, а Хундила, может утром, что и расскажет интересного.

Скоро утро наступит. Гвенвилл спит, обняв меня словно вьюнок дерево. Лежу и обдумываю, о чем завтра стану говорить с Хундилой.

Наверное, не стоит говорить об отстроенных казармах и тренировках между службой в оппидуме дружины. Строительство замка не скрыть: сейчас в строительстве оппидума бренна в той или иной мере принимает участие весь город. Ведь я щедро оплачиваю работу серебром.

По началу, желающих получить работу пришло не больше сотни. Правда, двое из них, оказались греками. Мелетий сейчас с тримарцисием Бренагона объезжает деревни инсубров. Он ведет перепись людей и их имущества, а главное, доводит до сведения крестьян, первый указ бренна: «Два раза в год за справедливый суд и защиту доставлять в Мельпум каждую пятую голову из приплода, часть собранных ягод, добытых в лесах других припасов, рыбы и от промыслов. А кто землю возделывает — ничего из урожая не дает три года. И пусть не заботится о продаже. Бренн все купит по справедливой (к сожалению понятия рыночной цены у галлов не было) цене». Уж очень мне хотелось покрепче привязать крестьян к земле, да и на будущее обеспечить надежный запас продовольствия.

Долго спорили по поводу «бренн купит», по большей мере галлы куда лучше понимали обмен. Но Мелетий пообещал, что сможет правильно растолковать указ.

Второго грека зовут Полибий. Выглядит стариком в свои сорок пять, но теперь важно шествует по узким улочкам Мельпума в сопровождении двух щитоносцев и тоже ведет перепись.

С особым пристрастием он описывает склады пришлых купцов и местных ремесленников. С купцов решили брать треть от ввозимых товаров. Полибий говорит, что все равно будут привозить: галлы могут золотом оплатить отрез понравившейся ткани.

По экспорту, моя политика протекционизма Мельпуму — налицо: на два года вывоз всего произведенного в оппидуме без пошлин.

Со скорняжников, ювелиров, гончаров и кузнецов я пока решил истребовать десятую часть от всего, что делают они за месяц. Когда раздумывал об этом налоге, всерьез почувствовал недостаток отсутствия у инсубров денежной системы. Кстати, пока недовольных нововведениями нет. Видно Совет обирал народ покруче, чем я.

Из-за отсутствия денег постоялых дворов и трактиров в Мельпуме нет. Народ гуляет в общественных избах, куда каждый несет, что имеет. Эти бесконечные пьянки «на халяву» меня, конечно, не радуют, но народ злить не хочу.

«Нужно завтра Хундилу напрячь, чтобы подумал, как из Этрурии специалистов привлечь и организовать в Мельпуме собственный монетный двор. У меня золота килограмм пятьдесят имеется и серебра только в посуде килограмм двести. Начать можно, а там когда люди привыкнут расплачиваться деньгами и этрусские в оборот пойдут и из Карфагена», — с этой мыслью успокаиваюсь. Закрываю глаза и, вспомнив, что от Артогена до сих пор нет никаких вестей, снова не могу уснуть. Вспоминаю о приятных мелочах вроде запущенной в эксплуатацию коптильни и об окончании строительства ледника. Успокаиваюсь.