Божественный лик Византии

Спас папство от окончательного падения не понтифик, а император. Созванный в 963 г. в Риме королем Оттоном I Великим Собор осудил папу Иоанна XII (955—963), считавшего себя «главой всего христианства после Господа», и на престол взошел человек, вполне отдающий себе отчет в том, что без вмешательства короля эта «мерзость запустения» никогда не закончится – папа Лев VIII (963—964). Особой грамотой он признал за германским императором право назначать папу («государю Оттону I и его преемникам жалуем навсегда полномочие поставлять первосвященника верховного апостольского престола»)[373].

Последующими папами, равно как и прекращением смуты в Риме, Запад был обязан почти исключительно королевской семье. Папа

Иоанн XIII (965—972), Бенедикт VI (973—974), Бенедикт VII (974—983), Иоанн XV (985—996), Григорий V (996—999), Сильвестр II (999—1003) и другие поставлялись на Апостольский престол решением Оттона I или его преемников. Посчитав, что папа Сильвестр III (1045 г.) поставлен помимо его воли, император Генрих III созвал Собор в 1046 г. в г. Сутри, который и низложил понтифика. Этот же Собор подтвердил право короля назначать пап, чем он часто пользовался, нередко назначая на вакантную кафедру своих родственников для преодоления церковных смут[374].

Впоследствии, после смерти Генриха III, когда вновь возник антипапа Бенедикт X (1058—1059) и папа Николай II (1059—1061), папство было спасено и многие годы существовало силой сицилийских норманнов. Примечательно, что, обретя нового могущественного союзника, папы вскоре стали интриговать уже против него, прибегая к помощи Германских императоров, традиционно активно участвующих в выборе очередного апостолика.

Но, надо сказать, и новые правители западных областей Римской империи не оставались в неведении относительно собственных перспектив в планах папы. Убедившись воочию, к чему приводит слишком широкая самостоятельность Рима в деле поддержания благочестия и элементарной нравственной дисциплины, обеспокоенные, с одной стороны, растущей независимостью понтификов, и, вовторых, общественными нестроениями, возникающими вследствие дворцовых интриг, и бесконечной чередой пап и антипап, они пошли проторенным на Востоке путем.

Короли широко участвовали в делах Западной церкви на пример императоров Константинополя, попутно заботясь о сакрализации своего статуса. Они прекрасно знали, что не являются священниками, и никогда не заявляли претензий на служение Литургии. Однако они не считали себя и мирянами, и это убеждение разделяло вместе с ними подавляющее большинство их современников[375].

Даже во времена известного противостояния Германского императора Генриха IV и папы Григория VII один из авторов писал о короле: «Не следует смешивать короля с толпой мирян; ибо, помазанный елеем, причастен он к священству». Приблизительно в это же время другой автор пишет нечто аналогичное об английском монархе: «Король, помазанник Божий, не может быть назван мирянином»[376].

Начиная с XIII в. церковный статус короля уподобляется статусу церковнослужителя, например диакона. Папа христосуется с ним, как с одним из кардиналов, в конце богослужения государь подносит папе чашу для причащения и воду, как это обычно делают иподиаконы. А с конца XIV в. западные короли начали понастоящему исполнять обязанности диаконов и иподиаконов. И хотя Французские короли никогда не были клириками, но само одеяние, в которое они облачались после коронации, напоминало стихарь, надеваемый диаконами к мессе[377].

Современники были убеждены в том, что королевской крови в силу помазания елеем присущи чудесные свойства – это предание особенно было распространено во Франции и в Англии. И по мере того как Рим пытался развенчать священный образ короля, политическая традиция все более сакрализует статус монарха. В частности, в XIV в. в Германии возникает практика усаживания во время коронации короля и королевы (Генриха VII Люксембургского и его супруги) на алтарь (!). Эта традиция продержалась как минимум до конца XVII в. и основывалась на некоторых местных обычаях усаживать на алтарь епископа во время хиротонии[378].

В ответ на попытки папистов обосновать политическое главенство Римского епископа в каноническом праве Запада начинает закрепляться альтернативная точка зрения. В Германии в 1158 г. канонист Руфин обосновывает законность присяги епископов королю, подрывая принцип верховенства священства над политической властью. Император, над которым свершилось помазание елеем, утверждал он, не является мирянином[379].

А в знаменитом памятнике западного права XIII в. – «Семи Партидах» (или «Семичастнике») Кастильского короля Альфонса Мудрого рефреном проходит мысль, согласно которой монарх «поставлен на земле вместо Бога» и «викарии Бога суть короли»[380]. Позднее эту титулатуру «викарий Бога на земле» присваивают себе Французские короли вследствие своей святой миссии творить справедливый суд[381].