Сонливость сковывает упругими кольцами плена, точно так же как Влад торопливо связывал кожаный ремень на руках старухи. Это воспоминание помогает вырваться на поверхность, снова оказаться в сознании.
Улавливаю на секунду, что стало смертельно тихо и тут же вздрагиваю, потому что старуха начинает тянуть страшную ноту, вопль горести, страдания и… призыва. Именно призыва. Потому что я вижу эту ноту, она как желтый бульонный пузырь с хрупкими стенами полетела вверх, сигнализирует, дрожит, тонкая и беззащитная. Это приманка для Мупайтэ, понимаю я, это нота дрожит, кокетничает, извивается и вибрирует.
«Мупайтэ-э-э-э-э…» — скрипуче тянет старуха, сначала её голос где-то внизу, походящий на дребезжание закипающего электрического чайника, потом поднимается выше, ещё выше, преодолевает какой-то барьер, становится визгливым.
Только не спать. Главное не заснуть.
«Мупайтэ-э-э-э-э…» и волна тяжести обрушивается сверху на лес, ветер шумит высоко в деревьях, раскачивает тяжеловесные кроны, проникает в недра чащи, летит мимо стволов, взивая вихорьки сосновых игл и обрывки листьев.
Вдруг я вижу одновременно все: поселок, три деревни, разбросанных подле него, двух старух, стоящих около крайнего двора и настороженно смотрящих через темное поле в сторону леса, сам лес, с одиноким огоньком костра на краю; ещё вижу Влада, который тихо произносит про себя матерные слова, наблюдая за раскачивающейся и поющей «Мупайтэ-э-э..» старухой, себя с замотанной головой, тучи над лесом тяжелые и неповоротливые, а за их толстой словно одеяло пеленой звезды, дрожащие и перемигивающиеся; затем я вижу Коршуна, замершего под ватным одеялом, потрескавшиеся губы приоткрыты, такое ощущение, что он уже…
В уши ударяет мерный гул, уже не слышу старушечьих песнопений, не удержавшись засыпаю, падаю в черноту, подсвеченную далекими малиновыми огнями, лечу навстречу бездне, вникуда. Засыпаю окончательно.
Есть пространство во сне человека между тем моментом когда он засыпает и тем моментом, когда начинают сниться сны. Оно долгое, просто умом этого не уловить, не понять. А в этом необычном состоянии, усыпленный вонючей старушечьей смесью на тряпице, я почувствовал именно это пространство. Долгое оно, зарза. Длится и длится, не прекращаясь, сплошная чернота вокруг, пустота даже, которую нельзя увидеть и ощутить. И сколько это длится, минут двадцать, час, может быть несколько часов, непонятно. Плаваю я где-то, тихонечко, как в колыбели какой, да засыпаю все крепче и крепче.
Старуху придется отпустить. Не колдунья она. Игрушки-игрушками, а надышаться дряни и отрубиться сможет и школьник. Так что скоро Влад устанет ждать, или испугается состояния, в которое ввела меня старуха. Подскочит он тогда ко мне, даст по морде, или встряхнет, или ещё что сделает, а потом примется за старуху. Отпустит её в конце-концов. Ну не убивать же, и так два трупа… А если Коршун все-таки… того…
Спать хочется ещё сильнее, я срываюсь ещё дальше, все внутри проваливается, мучает. Цепляюсь последними усилиями, пытаюсь отбросить наваждение, но нет. И сдаюсь. Спать, так спать. Даже, может быть, сны можно увидеть начиная с этого момента. Редко же я вижу сны. Но когда удается, то получаются они красочными и насыщенными.
Был когда-то сон один, в котором выхожу я на гору за деревней, стою и смотрю на солнце, а навстречу мне с другой стороны по тропке поднимается девчушка одна, маленькая, тоненькая вся. Светкой её звать. В нашей деревней жила раньше, а потом уехали они с матерью в город. Но ещё до отъезда успела Светка вырасти в девицу-старшеклассницу. И снилось мне в том сне, что Светке лет пять, поднимается она, ветер дует сильный. А я, зачем не понимаю, спрашиваю у неё, мол, отец-от где… А Светка оглядывается в сторону лугов и машет туда, ладно кому-то, кто видит нас сейчас. А потом поворачивается и улыбается, а во рту зубов не хватает, как у ребятишек это бывает. И говорит мне она: «Там отец…». И я смотрю на луга, а где река, кустов много много, и становится мне страшно и весело сразу, кусты далекие, луга далекие, видно с горы ух, далеко как! И там где-то отец, но непонятно где. И Светка что-то говорит мне, заливается, хохочет, а сама все машет в сторону лугов, может отцу даже. Смеюсь я вместе со девчушкой, слезы идут из глаз и просыпаюсь потом… Сон снился такой раза три, наверное.
Сейчас вот тоже хочу именно этот сон увидеть. Представляю гору, представляю девчушку, думаю про луга, вспоминаю какие были кусты около реки, какой ветер дул. И это действует. Забываюсь моментально и уже шагаю по тропинке, перепрыгиваю известняковые выступы, взбираюсь на самый верх горы.