Божьи безумцы

Кажется, теперь нечего было нам жаловаться, а все-таки мы полагали, что отнюдь не прогневим господа, ежели станем молить его указать нам пояснее, будет ли то согласно его господней воле, если мы возьмемся за оружие. В самом деле, вплоть до приснившегося Аврааму Мазелю в прошлом месяце вещего сна о тучных волах, дух святой выражал свою волю столь туманно, что и старик Спасигосподи и его друг Поплатятся во взаимных своих попреках с одинаковым правом и основанием могли ссылаться на его намерения и еще пуще нападать друг на друга.

Да и пе одни только друзья-спорщики по-своему толковали бесчисленные в те дни пророчества и знамения, а потому и действовали противоречиво. Вот, например, братья наши напали с дубинками в руках на конвой, увозивший Изабо Веснянку в Сомьерскую тюрьму, и освободили ее, а через месяц эта юная пророчица, будучи среди своих почитателей, покорно предалась в руки властей;^{42} в мае месяце сего года мы отбили у солдат двух узниц, схваченных по приказу аббата Шайла, а в том же месяце десяток солдат городского ополчения разогнал сходку, собравшую шестьсот крестьян, пять стрелков взяли двадцать пленных; в Кабриаке Кастане наставил пистолет на солдата, пытавшегося его схватить, зато Антуан Рокеблав, сподвижник сего Кастане, не оказал насильникам ни малейшего сопротивления.

Но наконец произошел перелом — знаменательный день 24 июля, когда мы впервые умертвили паписта.

Мы были робкими, господи! И как корили мы себя за слабость свою, за то, что поддались гонителям и они наложили на нас печать дьяволову. Совесть упрекала нас, и росла в душах наших ненависть, она крепла от многих обид и оскорблений, созревала, раскаляемая пламенем костров, и все мы ждали, когда нам будет подай знак и мы начнем великий сбор винограда. Долго, как долго, господи, топтали они виноградники наши, отдавали трупы рабов твоих, господи, на съедение хищным птицам и диким зверям, ручьями текла кровь убиенных, «и некому было хоронить их». Обрати на гонителей гнев свой, ибо они терзали нас, разрушали жилища наши. Пусть же предстанут они перед нами и поймут, что ты караешь их за кровь верных рабов твоих, за пролитую кровь. Воздай им седьмерицею за все оскорбления, кои они нанесли тебе, господи, оскорбляя нас, верный народ твой, стадо, пасомое тобой на лугах твоих!..

* * *

Каждый по-своему услышал звон колокола, возвестившего начало сбора винограда. Настали дни и ночи, тяжкие ночи, когда не давали мне покоя мысли о мести. Я все думал о том, кто продал моего отца в исповедальне, и каждую ночь я мечтал встретиться с ним лицом к лицу. А иным дано было знамение — Авраам Мазель видел во сне черных тучных волов и услышал голос, повелевающий избавить от них прекрасный сад, а волы эти означали священников.^{43}

Малое время спустя небесное провидение устами того же шерстобита из Фогьера созвало верных, собрало их в отряд и направило в Пон-де-Монвер прямо к дому Андре, указав им, что первым делом должны они покарать архипресвитера Севеннского; теперь уж провидение не оставляло нас в неведении, мало того, его веления становились все более ясными.

Будьте сами орудием спасения своего — повелевает нам небо, и человек, вдохновленный им, указывает час, путь и жертву. Решения, внушенные свыше, вполне соответствовали нашим чувствам и порождали у нас надежду.

* * *

Давно уж задул я последнюю свою свечу, хотя мог бы оставить ее гореть до конца, — мне она больше не понадобится, мы ведь не то что католики — любители возжигать свечи. Вот уж и жаркое августовское солнце светит в небе над моей усталой головой. А как легко у меня на душе! Всецело отдавшись вдохновению, я, право, не сознавал и даже не чувствовал, не ощущал, что я пишу. От каменистых пустошей до вершин лесистых гор наши дорогие Севенны изведали такие муки, видели столько чудес, что большую часть событий приходится мне опустить в своих записях, но, несомненно, господь возложит на других, более достойных летописцев священный долг свидетельствовать о них пред лицом грядущего.

Прежде чем расстаться с родным домом, сожженным вражеской рукой, я последний раз окинул взглядом обгорелые стены. Хорошо постарались драгуны выполнить приказ о разрушении гугенотского гнезда! Не узнать в этих развалинах прежнего дома, где протекло мое детство. К счастью, синева огромных глаз Финетты стерла черную сажу и копоть с этих несчастных стен. Десять дней тому назад, когда написаны были первые страницы моих записей, она пришла из Борьеса, мы в последний раз сидели тут вместе, устремляли взгляд на почерневшую стену, и та как будто сбрасывала с себя траурный покров. Финетта думала: «Здесь люди смеялись, пели, здесь было так хорошо!..» Несомненно, она думала это, ведь и у меня в голове вертелась га же самая мысль, так же, как думаю я об этом и сегодня: «Здесь люди смеялись, пели, здесь было хорошо!»