Божьи куклы

Та оглянулась на врача, и улыбка озарила ее лицо. Борис Филиппович, подавшись в их сторону, смотрел, как Зарина и Серафима бегут навстречу Николаю, вышедшему из машины, заливисто смеясь и бросая друг в друга охапки пушистой желто-красной осени, пахнущей горьковатыми палыми листьями и почему-то одуряюще свежим запахом антоновских яблок.

И Борису Филипповичу взгрустнулось. Он подумал, что что-то важное обязательно надо понять, что что-то очень важное упустил он в своей жизни.

Ветер

Андрей нарочно замедлял шаги, шаркал стоптанной обувью по кафельным плиткам, сутулился, словно ожидая из-за спины резкого окрика. Но его никто не останавливал. Он неторопливо водил рукой по стене, дотрагивался пальцами до шершавых бугорков, сковыривая слой налипшей краски и оставляя тонкий след царапины, словно делая в памяти зарубки, как лесник делает их на дереве, помечая для спиливания.

– Догоняй, – хриплым голосом позвала Ангелина, – я на машине, сейчас уедем.

Он молча вышел на улицу. На проходной еще сильнее напрягся и успокоился только, взглянув на высокую, увитую колючей проволокой грязно-желтую стену из крошащегося кирпича с наружной стороны из окна машины. «Странно, – подумал он, – я так мечтал об этом, что должен сейчас ликовать». Но вместо этого на Андрея навалилась усталость, и его потянуло в сон.

Развалившись на заднем сиденье, он, полуприкрыв глаза, смотрел на проносившиеся мимо деревья, с которых облетела листва, на хмурое, по-осеннему отчужденное небо, на колдобины почерневших пустых полей, косился на Ангелину. Не вслушиваясь толком в ее оживленную болтовню, думал о прошлом. Одетый в зябкую полузэковскую куртешку, он, казалось, совсем не смущался собственного вида. В голове до сих пор настойчиво звучал один и тот же вопрос: как и когда наступил тот перелом, который и привел его в столь богоугодное заведение тюремного типа для душевнобольных? Красавица Гелька прилетела из Парижа, чтобы выкупить его оттуда. Хорошо, что деньги могут решить все. Или не все? Когда-то мы были молодыми, и я полюбил ее, а она меня, мы поженились. Какое счастливое полуголодное время, богемное, чудное, полное мечтаний! Но любовная лодка разбилась о быт, если можно назвать бытом измену. Однажды, неожиданно вернувшись, Андрей застал жену в объятиях другого. Он так любил её, что готов был простить ей и это, но она своим сексуально-хриплым голосом уверенно заявила: «Я ухожу от тебя. У меня будет ребенок, но я не думаю, что это твой. Извини, я люблю другого». И ушла. Не взяв ничего из нажитого по крохам небольшого имущества. Они остались друзьями. Гельку невозможно было не любить. Она обладала мощной притягательной силой, сводившей с ума и мужчин, и женщин, умела работать и зарабатывать деньги, петь, радоваться жизни, отдыхать… Несмотря на несколько тяжеловесную фигуру, крупные ладони, мужские пальцы, она была красива: статная, с длинными белыми, хоть и крашеными, волосами, с ямочками на щеках, которые появлялись каждый раз, как она улыбалась, а улыбалась она почти всегда. Никому не приходило в голову звать её ангелом – она им и не являлась: Ангелина могла отчудить что угодно – устроить с гаишниками гонки по Москве, а потом весело пить с ними пиво в каком-нибудь дешевом ларьке-кафешке, потерять документы, которые потом загадочным образом приносил прямо ей на квартиру какой-нибудь колоритный бомж, родить неизвестно от кого ребенка, а потом скинуть его на воспитание своей маме… Да мало ли что она могла начудить! Но именно это и привлекало в ней. Это была какая-то особая внутренняя свобода, свобода от условностей, от морали, от самой себя, от обстоятельств.

– Дю, ну чего закис? Свобода! Ты не рад?! – звучный голос вклинился в размышления Андрея.

– Рад, конечно, – вяло проговорил он. – Просто… мир изменился.

– В каком смысле?

– Я полтора года провел в вакууме, а сейчас могу дышать, но боюсь опьянеть, что ли.

– Это пройдет.

– Конечно.

– Позвонишь Ольке?

– Завтра. Хочу увидеть детей.

– Правильно. Сегодня будем кутить.

– Нет. Хочу собраться с мыслями. Побыть дома.

– Поедем к маме?

– Больше некуда. К своей собственной квартире я не могу даже приближаться и, честно говоря, не собираюсь рисковать.

– Отхапнула квартирку твоя любезная, да? – хохотнула Гелька.

– Давай не будем об этом.

– О’кей. Молчу. Тогда давай завтра мы рванем с Толькой в твой любимый кабак, где Гиргадзе играет?

– Хорошо.