Божьи куклы

Эномай злобно смотрел на Ганника. Вчера тот прилюдно оскорбил его в триклинии[5], причем дважды: сначала усомнившись в его мужской силе и эрекции, а потом придравшись к тому, что тот во время обильного ужина не срыгивает пищу, как большинство римлян, а значит, обладает слабым и немощным желудком, соответственно и в остальном сила Эномая под большим вопросом. Ганник поигрывал мышцами, и на его довольном лице царила презрительная самодовольная усмешка. Время от времени он клал руку себе на промежность, словно подтверждая этим мужскую свою суть и подчеркивая силу самца-лидера. Эномай с удовольствием убил бы его прямо на месте и с трудом сдерживался, дожидаясь начала игр, чтобы всю свою бурлящую ненависть пустить в дело, победив и растоптав противника. Затеять ссору до начала боя – страшное преступление, каравшееся плетями и кандалами. Это было немыслимо. Жизнь приучила гладиаторов к жесткой дисциплине.

Никос смотрел на Эномая и Ганника и удивлялся тому, что такие же, как и он, люди могут быть злобными и жестокими свиньями, готовыми унизить друг друга, опозорить даже перед лицом смерти. Самому ему подобное поведение было чуждо. Идущий на смерть прекрасно представлял себе ценность человеческой жизни, но так уж сложилась судьба.

Ходили слухи, что смуглокожего крепыша Ганника, по прозвищу Катон[6], ланиста[7] сторговал у стражников по пути на предварительный допрос по поводу причастности к разбойничьей шайке. Сам Ганник этого не отрицал, стараясь корчить наиболее зверские рожи и вести себя совершенно безобразным образом, дабы укрепить сложившуюся репутацию.

Убивал Никос без особой печали, но и радости никакой не испытывал, не возбуждался от запаха крови, не размазывал ее по лицу, не облизывал окровавленные пальцы, дразня и возбуждая толпу. Скорее, он убивал красиво. И когда перед ним встал вопрос о выборе школы, не колеблясь, выбрал Утреннюю[8], чтобы стать бестиарием[9]. Обучение там было более длительным, чем в обычной гладиаторской школе, так как требовало специальных знаний и навыков, большей внимательности и подвижности.

Вступив в школу, каждый гладиатор был вынужден следовать жестким законам чести. Во-первых, абсолютное молчание на арене – гладиаторы могли изъясняться лишь жестами. Второе – полное соблюдение законов чести: гладиатор, упавший на землю и сознающий свое окончательное поражение, был обязан снять защитный шлем и подставить горло под меч противника или же вонзить нож в собственное горло.

Никосу повезло. Зрители воспринимали его выходы на арену овациями и не скупились на подарки. Ловкий и изящный, как греческая статуэтка, голубоглазый венецианец Никос по прозвищу Руф[10] был похож на златовласого Фавония[11], такого же легкого и стремительного, такого же неуловимого и быстрого. Выходец из бедной семьи, он добровольно пошел в гладиаторскую школу, чтобы заработать для своих родных денег, в надежде на лучшую долю. Правда, сначала он противился этой идее, подкинутой матерью, но по прошествии некоторого времени смирился, осознав печальную необходимость, и больше об этом не задумывался. Иногда все происходящее казалось ему какой-то нелепой игрой, паллеатой[12], во время которой актеры нелепо двигаются на своих котурнах[13] и так же нелепо плачут, смеются, умирают. Иногда ему представлялось, что и вся эта его жизнь – понарошная, что когда-нибудь он проснется, побежит к маме и, захлебываясь, расскажет ей о своем странном и тягучем сне. Но каждый раз, просыпаясь, он видел ту же серую каменную стену своей конуры: ничего не менялось. Только светлая арка выхода говорила ему, что он еще жив и не замурован в свою прижизненную могилу.

Во время обучения всех гладиаторов сытно кормили и хорошо лечили, а немыслимые физические нагрузки были только благом для молодого здорового тела, ищущего выхода адреналина. Так что тренировки, продолжавшиеся с утра до самого вечера, были в тягость Никосу только первые полгода: потом, втянувшись, он даже стал получать удовольствие от них. Фехтование, владение мечом, дрессировка диких животных – все это стало частью его жизни.

С самого утра, вооруженные деревянными мечами и сплетенными из ивовой лозы щитами, выходили новички на тренировку ко вкопанному в землю деревянному колу, чтобы наносить четкие и точные удары в воображаемые грудь и голову противника, не раскрываясь при этом самому. После деревянного гладиаторы учились работать железным оружием, делавшимся нарочно в два раза тяжелее боевого. Учились и дрессуре диких животных, изучая их повадки, и способам умерщвления оружием или голыми руками.