Божьи садовники

– Уф! Стало легче… – Слова эти Андрюша произнес, даже не глядя на сестру, а когда он все же повернулся к ней, девочка увидела, что в его глазах нет больше никакой тревоги. Мальчик чувствовал, что подчинил себе смерть. Прежде она управляла им: пугала, заставляла искать трупики, но теперь, после намеренного убийства, казалась домашней, прирученной, словно принесенный из лесу зверь, который уже не пробует укусить хозяина, а вместо этого смиренно ждет его команд. Хозяином же смерти с этой самой секунды был он, Андрюша, ибо решал, жить кому-то или умирать. Говорить об этом вовсе не было нужды, поскольку отныне между братом и сестрой установилось понимание даже не с полуслова или полвзгляда, а каким-то новым, неведомым для них способом. Поэтому, когда Андрюша оставил стрижа на время и принялся руками рыхлить песок неподалеку от него, Таня, не мешкая, побежала в сад, чтобы принести несколько пионов и положить их в новую могилку. Она помнила, что срывать цветы без спросу нельзя, но ей было уже все равно. Девочка лишь постаралась выбрать куст, растущий подальше от садовой дорожки, чтобы родители не заметили, что он обломан, а если и заметили, то не сразу. Тане было и страшно, и сладко, щеки ее горели, а внизу живота что-то начало ныть. И лишь после того, как земля навеки скрыла и раздавленную птицу, и белые цветы, девочке почудилось, что она стала прежней Таней, как и ее брат – прежним Андрюшей.

Но сделанного не воротишь, а пережитого не отменишь. Весь дальнейший день прошел для ребят как-то серо и скучно, словно им чего-то не хватало, и даже гостинцы, что привезли папа и мама из своей поездки, не обрадовали их. Родители догадались, что с их детьми творится что-то неладное, но не могли понять, что именно. Люди они были простые, добрые и твердо знали: если ребенок болеет, его нужно вылечить, если горюет – утешить, а если дерзит – приструнить. Но происходившее сейчас, очевидно, не было ни первым, ни вторым, ни третьим. На всякий случай мама сунула Андрюше градусник и проследила, чтобы мальчик раньше времени не стряхнул ртуть, – температура оказалась нормальной. Затем, уже перед отходом ко сну, папа усадил Андрюшу к себе на колени и ласково спросил, что случилось; Андрюша сказал, что не случилось ничего. Ответь он иначе – и пришлось бы признаться в слишком многих нехороших вещах, говорить про которые было стыдно. Поэтому от такой родительской заботы делалось только хуже, и было одно избавление – бежать прочь из дома, пусть и не насовсем.

Таня с Андрюшей так и сделали – едва только рассвело, после дурно проведенной ночи, когда вместо отдыха, которого жаждал, ты поднимаешься с кровати еще более вымотанным и несчастным, чем прежде. Полусонные, они бесцельно брели по дальней, почти незнакомой окраине поселка, будто двое людей, которые уцелели, когда какая-то катастрофа истребила все человечество. И действительно, поселок словно вымер, и ни лая собак, ни стрекотания кузнечиков – ничего не было слышно, точно сама смерть опустилась на него, чтобы навеки здесь царствовать. Но кладбищенскую тишину иногда нарушает шелест деревьев, что растут возле могил, или другой, столь же посторонний звук: так и теперь Андрюше вдруг померещилось, что кто-то еле различимо пискнул в колючих придорожных кустах. В другое время, возможно, мальчик и не обратил бы на это внимания, но теперь он вздрогнул, остановился и потянул сестру за рукав белого в горошек платья. Ребята увидели, что к ним ползет незнакомый котенок, весь черный, если не считать белого пятнышка на груди; он то и дело пробовал приподняться на задних лапках, но раз за разом падал. Похоже, он совсем недавно научился ходить, но уже рискнул отправиться в первое в своей жизни путешествие, удрав от мамы-кошки, которая зазевалась и упустила своего бойкого отпрыска, так же, как сегодня родители не углядели за Таней и Андрюшей. Казалось, котенок понимал, что дети, которых он встретил, – такие же маленькие и непослушные, как он сам, и оттого совершенно их не боялся. Андрюша наклонился и погладил котенка; тот негромко замурлыкал в ответ. После этого мальчик спросил:

– Мы не можем забрать его с собой, правда?

В голосе Андрюши звучало какое-то равнодушие, словно он предугадывал, что скажет сестра. А Таня промолвила:

– У мамы аллергия на кошачью шерсть.

Андрюша, хоть и маленький, знал, что такое аллергия: это когда течет из носу, хоть бы ты и не простужался. И он произнес далее:

– Он же зимой все равно замерзнет?

– Да. Замерзнет, – откликнулась, будто эхо, девочка.

Услышав это, Андрюша серьезно, почти как взрослый, посмотрел на сестренку и сказал:

– Ты ведь знаешь, что надо сделать?

Таня кивнула и, нагнувшись, взяла котенка левой рукой поперек туловища; он был легкий, как пушинка. Котенок смотрел на нее доверчиво, и в его круглых желтых глазах не читалось никакого страха: напротив, он, по-видимому, ожидал, что сейчас его покормят или приласкают. Свободную правую руку девочка поднесла к голове котенка и одним резким движением свернула ему шею.