Божьи воины

Гонец – это было видно и чувствовалось – не жалел ни себя, ни коня. Слой засохшей грязи покрывал его до пояса, а запах конского пота бил на несколько шагов.

– Говори!

– Идут чехи… – выдохнул гонец, хватая ртом воздух. – Большой силой… Все палят… Озоблога сожжена… Прудник взят…

– Чтоооо?

– Прудник взят… В городе жуткая резня… Чижовице горят… Белая горит… Захвачена… Гуситы…

– Ты что, вконец спятил?

– Гуситы… под Глогувком…

– А где епископская армия? Где Ян Зембицкий, где княжичи Рупрехт и Людвик? Где господин Пута?

– Под Нисой. Говорит, чтобы ясновельможный князь как можно скорее шел к ним…

– К ним?! – взорвался Волошек, стискивая засунутый за пояс буздыган. – Они пятятся, бросают мои города и имущество на погибель, а я должен идти к Нисе? Епископ приказывает? Конрад из Олесьницы, тот ворюга, пьяница и прелю… бабник, смеет мне приказывать? А вы чего зенки вытаращили? Советуйте, мать вашу! Советуйте! Что делать?

– В атаку! – рявкнул иоаннит. – Gott mit uns![212]

– Может, неверные сведения? – заморгал силезец герба Нечуя.

– Идем к Нисе, – твердо сказал Фалькенхайн, – соединяться с епископом Конрадом. Нас будет сила, в общем бою мы побьем еретиков. Отомстим за сожженные города…

Князь взглянул на него и скрежетнул зубами.

– Не советуй, как мстить. Советуй, как сохранить!

– Договориться? – бухнул Огончик. – Заплатить пожоговые?

– Чем платить? – скрипнул зубами Волошек. – Мой Прудник… Сладкий Иисусе! Мой Глогувек!

– Надо положиться, – снова проговорил священник, – на веру в Бога… Будет то, что Бог даст… Вот Библия… Раскрою наугад, что прочту, тому исполниться…

– И предали заклятию, – раздельно проговорил, опережая священника, Урбан Горн, – все, что в городе: и мужей, и жен, и молодых, и старых, и волов, и овец, и ослов, все истребили мечом.[213]

Болько Волошек обжег его взглядом, Горн утих. Но тут же заговорил Рейневан.

– И сжег Иисус Гай, – подхватил он, – и обратил его и вечные развалины, в пустыню до сего дня.[214] Подумай, Болько. Прими решение. Пока еще не поздно… Это революция, Болько, – продолжал он, видя, что Пяст не спешит его прерывать. – Мир обретает новый вид, набрав большие обороты. Колесница истории мчится, уже никакая сила не в состоянии удержать ее. Ты можешь сесть на нее либо позволить смести себя. Выбирай.

– Ты, князь, можешь, – проговорил Горн, – быть с победителями либо среди побежденных. Побежденным, как утверждают классики, всегда горе. Победителям же… Победителям – власть и могущество. Ибо новый вид мир примет также на картах.

– Не понял?

– Sapienti sat dictum est.[215] Пограничные столбы, милостивый князь, передвинутся в пользу победителей. И тех, кто с ними сподвижничает.

– Это что, – в глазах юного князя появилась искорка, – предложение? Оферт?

– Sapienti sat.

– Хм, – искорка не исчезла, – и, говоришь, в мою пользу? А конкретно?

Горн с превосходством усмехнулся, глазами указал на свои узы. По знаку Волошека их немедленно разрезали. Видя это, Фалькенхайн снова заворчал, а иоаннит ударил кулаком по рукояти меча. Священник аж подпрыгнул.

– Господин! – взвизгнул он. – Не слушай дьявольских наущений! Эти гуситские змеи сочат яд в уши твои! Помни веру предков! Помни…

– Заткни хайло, поп. Священник подскочил еще выше.

– Так вот какой ты? Такой? – крикнул он еще громче, размахивая руками перед самым носом князя. – Мы тебя знаем! Вероотступник! Ренегат! С кацерами стакиваешься! Рыцари! Бей его, кто в Бога верит! Проклинаю тебя! Будь ты проклят в доме и во дворе, будь проклят спящий, встающий, ходящий…

Болько Волошек с размаху саданул его буздыганом по виску. Железная шестиперая головка с громким треском переломила кость. Священник повалился как колода, выгибая спину и дергаясь. Князь отвернулся, на его яростно искривленных губах уже был приказ. Но ему не пришлось его отдавать. Поляки с опережением читали намерения своего хозяина. Кших из Костельца мощным ударом барты разбил голову выхватывающему меч иоанниту, Правдиц мизерикордией ткнул Фалькенхайма в горло, силезский Нечуя добавил стилетом в спину. Трупы повалились на глинобитный пол, разлилась лужа крови.

Прислужники и пажи глядели, раззявив рты.

– Ох, – широко улыбнулся Огоньчик. – Вот денек счастливый. Давненько не доводилось прибить крестовика.

– К армии! – крикнул князь. – К людям! Успокоить! Особенно немцев. Если кто начнет возражать – топором по лбу! И готовиться к походу!

– К Нисе?

– Нет. К Крапковицам и Ополю. Исполнять!

– Так точно!

Болько Волошек повернулся, уставился горящими глазами на Рейневана и Горна. Он дышал быстро, громко и неровно. Руки у него дрожали.