Божьи воины

На следующий день, в субботу перед воскресеньем Judica,[219] которую в Силезии называют Белой, а в Чехии Смертной, Прокоп начал переговоры с Путой из Частоловиц относительно откупных за взятых в бою пленников. В это время Ярослав из Буковины и Зигмунт из Вранова спалили Отмухов и Пачков, украсив небо двумя могучими, видимыми издалека столбами дыма. Отик из Лозы, Змрзлик и Товачовский тоже не бездействовали – спалили Виднаву и захватили замок Яворник. Не сплоховал Пухала, тщательно и методично сжигавший епископские деревни и фольварки.

Однако Прокоп нашел время для Рейневана. Оторвался от переговоров, чтобы попрощаться. И дать последние указания.

– Твое задание имеет первостепенное значение для кампании. Сейчас, с глазу на глаз, я говорю тебе: оно гораздо важнее, чем соглашения, заключаемые Горном и Дроссельбартом. Я говорю это тебе, так как вижу, что ты все еще дуешься на меня за то, что я не послал тебя с ними. Повторяю: ты получаешь задание стократ более важное. И не скрываю: во сто раз более трудное.

– Я выполню его, брат Прокоп, – поклялся Рейневан. – Во славу Чаши.

– Во славу Чаши, – повторил с нажимом Прокоп Голый. – Хорошо, что ты так это понимаешь. И что понимаешь, сколь крепко ты связан с делом Чаши. Как и то, что только с нами ты отомстишь за брата и нанесенные тебе папистами обиды. Только таким, никаким иным образом ты не сможешь это сделать. Помни!

– Буду помнить!

– Поезжай с Богом.

Они отправились в полдень на пяти конях: Рейневан, Шарлей, Самсон, Бисклаврет и Жехорс. Самсон вез притороченный к луке седла фламандский гёдендаг, Шарлей вооружился грозно выглядевшим оружием, называемым фальшьоном, кривым, расширяющимся книзу булатом. Такое оружие, несмотря на сарацинский вид, выковывали во всей Европе, особенно популярным оно было в Италии. Фальшьон был легче меча и значительно более удобен в бою, особенно в толпе.

Под сожженным Отмуховом они переправились на левый берег Нисы и направились к цепи Рыхлебов. Ехали по трассе, по которой несколько дней тому прошли гуситские отряды, всюду, докуда хватал глаз, видны были следы этого движения и знаки реализации несомых Табором высоких целей и идей. От церквей, в которых почитали римского антихриста, остались одни пепелища. Там и тут на сухом суку висел какой-нибудь продавшийся Риму прелат. Вороны, вороны, волки и одичавшие собаки обгладывали трупы. В принципе следовало считать, что это трупы исключительно алчущих славянской крови немцев и врагов Чаши, надо было считать, что среди убитых нет ни в чем не повинных и случайных людей. Можно было так считать. Но никто так не считал.

Миновали епископское село Яворник, направились в горы, на Крутвальдский перевал. И здесь, весной, их прихватила зима.

* * *

Началось невинно, с того, что немножко сильнее захмурилось и подул более холодный ветер, ну и упало несколько мелких снежинок. Без предупреждения, моментально, несколько снежинок превратились в плотную белую метель. Падающий большими хлопьями снег мгновенно покрыл дорогу, побелил сосны, заполнил колеи. Путникам облепил лица, тая на ресницах, наполнил глаза водой. Чем выше к перевалу, тем делалось хуже – яростно дующий ветер вызвал вьюгу, они перестали видеть что-либо, кроме белых от снега конских грив. Ослепив их, вьюга принялась заигрывать с другими органами чувств – в снежной круговерти, можно поклясться, раздались дикий хохот, крики, вой. Никто из группы не был чрезмерно суеверным, но все вдруг начали как-то странно кукситься, горбиться, сжиматься в седлах, а кони, совершенно не подгоняемые, пошли быстрее, только порой беспокойно храпя.

К счастью, дорога вывела их в котловину, к тому же прикрытую буковым лесом. А потом они почувствовали дым и увидели огоньки.

Стояла тишина. В такую погоду даже собакам не хотелось лаять.

В корчме, кроме пива, подавали исключительно селедку, капусту и горох без жира – как-никак продолжался Великий пост. Народа же было столько, что для Рейневана и компании с трудом нашлось место. Среди гостей преобладали горняки с Золотого Склона и Цукмантля, не было недостатка и в военных беженцах – из-под Пачкова, из-под Виднавы, даже из-под Глухолазов. Гуситское нашествие определяло, разумеется, тематику разговоров, отодвинув даже экономику и секс. Все говорили о гуситах. Жехорс не был бы собой, если б не воспользовался оказией.