Божьи воины

Лежащий на полу темный тоже кричал. Тоже тонко, отчаянно, умоляюще. Подавился, когда Рейневан со всей силы пнул его по губам. Когда его подняли с пола, он бормотал, плевался кровью и зубами, тряс головой, сверкал белками глаз, размякал, обвисал. Рейневан примерился, но кулака ему стало недостаточно, он был совершенно неадекватным. Мир вокруг сделался ослепительно ярким, белым, светящимся. Он толкнул путника на столб, схватил со стола жбан, жбан разлетелся при первом же ударе, Рейневан нащупал на столе толстый посох, ударил опирающегося о столб по руке выше локтя. Хрустнуло, темный заскулил как пес. Рейневан ударил еще раз, изо всей силы, по другой руке. Потом по ноге. Падающего ударил по голове, лежащего на полу ударил в живот, другой ногой добавил под живот. Темный уже не кричал, только конвульсивно дергался, дрожал как в лихорадке. Рейневан тоже дрожал. Отбросил посох, встал на колени на лежащем, схватил за волосы, в бешенстве принялся колотить того затылком по доскам. Чувствовал, как ломаются и поддаются кости черепа. Словно яичная скорлупа. Кто-то схватил его, насильно оттащил. Самсон.

– Довольно, – повторял гигант, крепко держа его. – Довольно, довольно, довольно. Опомнись!

– Если так, – кашлянул Жехорс, – должна в вашем исполнении выглядеть конспирация и скрытность, то я вас от всего сердца поздравляю.

– У нас миссия, – добавил Бисклаврет. – А теперь нас станут преследовать за убийство. Рейневан! Что на тебя напало? Зачем ты его так…

– Видимо, была причина, – обрезал его Шарлей.

– Ага, – догадался Жехорс. – Догадываюсь. Адель Стерча. Рейневан! Ты же обещал…

– Замолкни.

Вокруг головы лежащего расцветала огромная, блестящая, черная при свете каганков лужа. Шарлей присел рядом, взял его за виски, крепко сжал, резко и сильно свернул. Хрустнуло, мужчина напрягся. И обмяк. Рейневан все еще видел все это в тональности светящейся искристой белизны. Слышал все как сквозь воду. Ноги были ватными, если б не объятия Самсона – он бы упал.

Шарлей поднялся.

– Ну что ж, Рейнмар, – холодно сказал он. – Первый жизненный рубеж у тебя уже позади. Но ты еще многому должен научиться. Я имею в виду технику.

– Бежим отсюда, – сказал Бисклаврет. – Да побыстрее.

– Верно, – сказал Самсон.

* * *

Они не разговаривали. Убегали молча, галопом, по течению Белой в Клодзкскую котловину. Неведомо когда оказались на перепутье, на тракте, идущем по правому берегу Нисы. По большой дороге с юга тащились толпы беженцев. В панике и замешательстве.

Они смешались с толпами. Никто не обращал на них внимания. Никто ими не интересовался. Никто их не преследовал. Никого не интересовало заурядное преступление, ничего не значащее убийство, незначительная жертва, незначительный исполнитель. Были дела поважнее. Гораздо важнее. Гораздо опаснее. Вибрирующие в ломких голосах бегущих с юга людей.

Бобошев сожжен. Левин сожжен. Замки Гомоле и Щерба осаждены. Междулесье в огне. По долине Нисы, сжигая и убивая всех подряд, идут захватчики. Могучая, многотысячная армия гуситских кацеров. Сволочная рать сирот под командой сволочного Яна Краловца.

Почти спустя полвека, крутясь на жестком табурете, старый монах-летописец из Жаганского монастыря августинцев поправил и подровнял пергамент на пюпитре, обмакнул перо в чернила.

ln medio quadragesime anno domini MCCCCXXVIII traxerunt capitanei de secta Orphanorum Johannes dictus Krahwycz, Procopius Parvus dictus Prokupko et Johannes dictus Colda de Zampach in Slesiam сит СС equites et IV milia peditum et cum CL curribus et versus civitatem Cladzco processerunt. Civitatem dictam Mezilezi et civitaiem dictum Landek concremaverunt et plures villas et opida in eodem districtu destruxerunt et per voraginem ignis magnum nocumentum fecerunt…

Монах поднял голову, испуганно потянул носом. Но это всего лишь сжигали сорняки в монастырском саду.

Глава девятнадцатая,

в которой Рейневан пытается помочь захватить город Клодзк – усиленно, яростно и различными способами, то есть, как полвека спустя напишет летописец: per diversis modis.

Клодзк, панораму которого они увидели утром, оказался притулившейся к склону горы массой красных крыш и золотых стрех, спускающихся по склону в самый низ, до вод омывающей взгорье Млыновки. Смотрящийся в поток широко разлившейся здесь Нисы склон венчала возвышающаяся над городом, украшенная башнями, Замковая гора.