— А ты, уже почти брат, не возьмешь такой грех на душу, — догадался Шарлей. — И отвезешь его к своим. А они тебя повесят. В их рядах ведь есть настоящие специалисты по вешанью пленников, прибывшие прямо из Мальборка.
Он подошел и стал над раненым. Юноша сжался от страха.
— Кто такой? Как тебя зовут?
— Парсифаль… — простонал юноша. — Парсифаль… фон Рахенау…
— Откуда вы здесь взялись? Где стоят олесницкие войска? Их численность? Сколько вооруженных прислал вам на подмогу Орден Девы Марии?
— Оставь его в покое, Шарлей.
— Слушай,
— Да, господин…
Совместными усилиями, толкая и тяня, они поместили раненого в седло, Парсифаль фон Рахенау при этом стонал и охал, как грешник на сковороде.
Потом Шарлей отвел Рейневана в сторону.
— От твоей затеи, — начал Шарлей, — как я понимаю, мне тебя не отговорить. Поэтому спрошу лишь для порядка: не отложишь ли ты свои намерения? На более поздний срок? Чтобы сначала вместе со мной ограбить черный фургон?
— Нет.
— Хорошенько поразмысли. Тип от Фуггеров поведал мне, на что можно рассчитывать в фургоне. Тебе не пришлось бы смотреть на чужие монастыри. Ты основал бы свой собственный и стал в нем приором. Тебя это не прельщает?
— Нет.
— Ничего не поделаешь. Тогда езжай. Рекомендация первая: войска олесницких князей стоят вероятнее всего на рубеже Пысковице — Тошек, но разъезды будут уже в окрестностях сожженных Рудок, они едут на дымы. Доставь туда Парсифаля и постарайся не дать себя схватить.
— Постараюсь.
— Рекомендация вторая: двигайся на восток, к польской границе, перейди Пшемшу как можно быстрее. В Польше ты будешь в большей безопасности, чем в Силезии.
— Знаю.
— Рекомендация третья, касающаяся твоей будущей монашеской карьеры. Если ты действительно решишься на такую радикальную вещь, обрати внимание на ее практический аспект. Монастыри, конвенты и ордена вовсе не являются настежь открытыми убежищами для лодырей и бродяг, ни тем более приютами для преступников, разыскиваемых законом. Иначе любой разбойник Мадей увертывался бы от наказания, превращаясь в брата Мадеуша, и насмехался бы над правосудием из-за монастырской калитки. Из собственного опыта скажу тебе, дружище, что попасть за калитку гораздо труднее, чем выбраться из-за нее. Короче говоря, без связей не рыпайся.
— К чему ты клонишь?
— Так вот, — спокойно заявил Шарлей, — у меня есть, если тебя это интересует, некоторые связи. В Польше. В десяти милях от Велюня…
— Велюнь, — покрутил головой Рейневан, — это слишком близко.
— Близко? А что тебя устроит? Может, Дрогичин? Или Витебск? Потому что дальше это уже
— Говори прямо. Речь идет о вроцлавском бунте восемнадцатого июля восемнадцатого года.
— Скажу прямо, — прищурил глаза Шарлей. — Да. Речь о нем. Года прошли, а это дело за мной тянется. И будет тянуться, если учесть, что это известно компании Фуггеров.
— Твою мать! Так поэтому ты говорил о стоимости?
— Поэтому. Они держат меня в руках и поэтому уверены, что я буду молчать. Храни молчание и ты, Рейнмар.
— Разумеется. Будь спокоен.
— Через пару дней, — улыбнулся Шарлей, — у меня будет черный фургон. И деньги, которые он вез, и которыми я умно распоряжусь. Куплю себе покой и полное отпущение грехов. Куплю себе служащих и многочисленных влиятельных знакомых. Но ты никому ничего не говори, даже пробощу Дунину в Велюне, когда будешь на меня ссылаться. А когда сослешься, тебя там примут и позволят принять обет. Тихо там в этом Серадзе и спокойно, есть госпиталь, просто предел твоих мечтаний. Мне, откровенно говоря, тоже было бы легче на душе и спокойнее на сердце, если б я знал, что ты там. Что ты в безопасности и не скитаешься по миру. Сделай это для меня, дружище. За Пшемшей поверни на север. Езжай в Серадз.