— Это вы их усиливаете. Вы, поляки. Вашей поддержкой. Если бы вы вместе с ними не вступили…
— Если бы это зависело от меня, — перебил епископ Кракова, — польское войско вошло бы в Чехию уже завтра. Я ненавижу ересь и рад бы видеть ее укрощенной. Но приходится считаться с общественным мнением. В общественном мнении чехи — это славяне, это братья, в братскую страну не входят с войсками.
— Зато будет в Силезию, да?
— Не будет, пока Ягелло не даст приказ. Я,
— Что вам надо? — развел руками вроцлавский епископ. — Ведь с Витольдом вы управились. Ловко схватили послов, которые везли ему корону, обвели короля Сигизмунда вокруг пальца. Витольд удовлетворился орденом Дракона и смирился с фактом, что
— Витольд не смирился и не смирится. Люксембуржец знал, что делает, когда открыл в Луцке этот переполненный амбициями ящик Пандоры. Теперь Витольд не остановится, пока не оторвет Литву. Он — угроза для Польши.
— Наибольшей угрозой для Польши, — фыркнул вроцлавский епископ, — являются сами поляки. Всегда так было и так будет. Но я готов к переговорам. Но переговоры — это ведь
— А в чем я должен был бы уступить? И что получил бы взамен?
— Ты что-то дашь, я что-то дам.
Олесницкий какое-то время молчал.
— Мне это слушать не к лицу, — ответил он наконец. — Вовсе не к лицу. К тому же чисто теоретически я полагаю, что старания были бы напрасны. Витольда слишком хорошо охраняют, чтобы покушение удалось. Отравить его тоже не удастся. У него в услужении множество литовских чернокнижников, он постоянно пьет живую воду из тайных жмудских источников. Он нечувствителен к ядам.
— К известным ядам, — поправил Конрад. — Только к известным. Но ведь существуют и неизвестные, такие, о которых не слышали даже в Венеции, не то что в какой-то гиперборейской[1153] Жмуди. А как говорят:
— А мы договоримся?
— А вы воспрепятствуете польскому войску войти в Силезию? Не подержите гуситов, Волошека и Корыбутовича?
— Эти вещи находятся в ведении короля Польши. Я им не являюсь.
— Правда? Разное говорят. Якобы вы запросто можете накричать на Ягеллу, можете даже обругать его. Ничего нового, польская Церковь всегда дергала за политические нити, не говори мне, что перестала. А ведь в Польше есть еще шляхта, землевладельцы, сословия, люди, с которыми король должен считаться. Не крути, епископ Збигнев.
— Не подскажешь, каким образом? Ты ведь такой умный.
— Теперь, — захохотал Конрад, — мне это слушать не к лицу. Сговор, провокация? Не пристало такое духовному лицу, простому работнику Господнего виноградника. Вести из Франции в Польшу, надеюсь, тоже доходят, Збышек? Вести о Жанне д’Арк, прозванной
— И что из этого вытекает?