Божий дар

Увы, общение с такими, с позволения сказать, людьми было частью его работы. Гонорары надо отрабатывать. Без гонораров не будет костюмов от Кензо, новенького «БМВ», отпуска во Французской Полинезии, лангустинов в сливочном соусе к ужину. А без этого и самому недолго опуститься, превратиться в пародию на человека вроде Людмилиной мамаши. От этой дикой мысли адвоката передернуло. Он поскорее отогнал ее и приступил к работе.

Людмилина мамаша сообщила, что в последний раз беседовала с дочерью по телефону на прошлой неделе. О том, что та сбежала из больницы, она ничего не знает.

Адвокат объяснил мамаше всю серьезность ситуации. Когда до старой курицы дошло, что ее драгоценная дочка совершила уголовное преступление, украла чужого ребенка и скрывается от правосудия, она сперва твердила, что этого не может быть, а потом принялась плакать и бить на жалость. При этом твердила, что не знает, где Людочка. Пришлось объяснить, что лучший выход для них для всех — чтобы Людмила объявилась как можно скорее и не усугубляла свое и без того сложное положение.

— И, уважаемая, если не хотите проблем, сообщите мне сразу же, как только ваша дочь с вами свяжется. Только сообщите непременно. Потому что в противном случае это будет рассматриваться как укрывательство, и вы тоже пойдете под суд. С кем тогда останется эта славная девочка, ваша внучка? Вы же не хотите, чтобы она росла в детдоме?

Старая калоша этого совершенно точно не хотела. Позвонила через три дня и дала адрес «Милосердия».

* * *

В «Милосердие» Люда попала случайно. Ни в какой приют она не собиралась. Более того: она не собиралась ни сбегать из больницы, ни красть Лысика. Все получилось как-то само собой.

После родов Лысик лежал в отдельной палате. Весь день вокруг него суетились Джонсоны. Джейн не отходила от Лысика ни на минуту, качала его на руках, пеленала, щекотала под подбородком, шептала ему что-то по-своему… Сэм в тот же день перевел Люде деньги на счет. Отныне она была обладательницей астрономической суммы. Но это почему-то не радовало. Она тосковала, скучала по своему Лысику, хотела быть на месте Джейн, с ужасом думала, что еще несколько дней — и ее ребенка (Да! Ее, а не каких-то там Джонсонов!) заберут навсегда.

Люда видела Лысика, только когда его приносили кормить. Врач считал грудное вскармливание полезным для ребенка. После одного из кормлений Люда сняла с вешалки пальто и, замотав Лысика в одеяло, вышла в коридор. Она ничего такого не собиралась делать, спроси ее кто-нибудь, зачем пальто, — Люда, пожалуй, не смогла бы ответить. Она просто думала дойти до конца коридора. Может быть, постоять у окна.

Но вместо того чтобы стоять у окна, Люда неожиданно для самой себя спустилась по лестнице, а потом вышла на улицу. Если бы сидевший в холле охранник спросил, куда она собралась, Люда, наверное, испугалась бы и вернулась в палату. Но он не спросил, и Люда спокойно вышла в парк, а там и на улицу.

Когда она поняла, что именно сделала («Ты воровка! Воровка! Украла ребенка!»)? Через час? Через три? Ближе к вечеру? Пожалуй, смутное осознание («Воровка! Воровка! Держите воровку!») пришло в тот момент, когда Люда увидела неторопливо идущих навстречу патрульных милиционеров и резко рванула во двор. Чего она испугалась («Воровка! Держите воровку!»)? В конце концов, это ее ребенок. Она его выносила и родила, кто посмеет сказать, что это не так? Но в голове рвалось и кричало: «Воровка! Поганая воровка!» Люда, подгоняемая этими криками, спешила все дальше и дальше, туда, где никто ее не найдет, никто не поймает.

Она кружила по городу без цели, без всякого плана. Она не знала, что будет делать, как жить, что готовит ей вечер, завтрашний и послезавтрашний день. Она ни о чем не думала, просто шла и шла, прижимая к себе Лысика. Все, что ей надо, — это вот так прижимать его к себе.

Проголодавшись, наскребла завалявшуюся в кармане пальто мелочь, купила у лоточницы пирожок. Лысика тоже надо было кормить. Люда вошла в подъезд (слава богу, там не было кодового замка), поднялась на два этажа, уселась на ступеньки, расстегнула пальто. Хлопнула дверь наверху, зашаркало, какая-то тетка с хозяйственной сумкой-тележкой в руках прошла мимо Люды, буркнула что-то себе под нос («Воровка! Поглядите на воровку!»). Люда испугалась, но тетка ушла и больше не возвращалась.

Замерзнув на улице, Люда спустилась в метро и проехала несколько кругов по Кольцевой. Она периодически задремывала, привалившись к поручню, но тут же просыпалась («Воровка! Хватайте воровку! Отберите у нее ребенка, пока она спит!») и крепче прижимала Лысика к себе.

Потом в вагон вошли милиционеры, и пришлось из метро уходить.

У Люды не было при себе паспорта, она подозревала, что ее наверняка уже ищут, а значит, от милиции надо держаться подальше, не попадаться им на глаза. Потому что, если они найдут Люду, если схватят ее, они отберут Лысика и она никогда его больше не увидит.