Божьим промыслом

Генерал взял бумаги, осмотрел их.

– Прекрасно, ознакомлюсь с ними на досуге.

– Коли бюргеры будут препоны вам чинить, так тычьте им в нос эти бумаги… – он замолчал и лишь глядел на генерала пристально, словно думал, решал что-то про себя; и всё-таки решился, вздохнул и произнёс: – Рад сообщить вам также, что в городе у вас будет проверенный помощник. Он умён и опытен, никто не знает, что он служит интересам Его Высочества. Даже его родные.

– Ваш шпион, – догадался Волков.

Наверно, слово «шпион» не понравилось барону, и он поправил генерала:

– Наш сторонник. Человек внимательный, верный, истинно верующий и преданный гербу. Он вам будет большим подспорьем. В городе сей человек давно не нов, знает всё и обо всех. Вот только… – Реддернауф не договорил.

– Надо, чтобы о нашем с ним знакомстве никто не знал, всё надобно держать в тайне, – догадался генерал.

– Именно, – министр был рад, что собеседник всё понимает. – Жизнь этого человека весьма ценна. И мы должны сохранить его тайну в интересах герба вашего сеньора.

– Хорошо. Я понимаю и сохраню в тайне свои отношения с ним.

– Об этом я и хотел вас просить. Его имя Филипп Топперт. Он торговец солью, у него лавка на Хлебном рынке, также он имеет несколько амбаров на Рыбной улице и сдаёт их.

– То есть человек это не бедный.

– Не бедный. И денег никогда от меня не брал. Скажете, что от меня, он даст вам расклад по городу и будет помогать по мере сил. Я ему сегодня отправил письмо.

– Хорошо, хорошо… Спасибо вам, барон, подобное знакомство мне никак не помешает.

Они раскланялись, и фон Реддернауф уже был у двери, когда Волков окликнул его:

– Барон.

– Да, генерал.

– Это вам я обязан этим поручением?

– Отчасти, – ответил министр после небольшой паузы.

– Отчасти? Как это понимать?

– Я рассказал герцогу, что после победы у Овечьих бродов вы взяли в плен много безбожников и смогли вернуть их в лоно Матери Церкви. И теперь они ваши крестьяне.

– Они были у меня в плену. И тех, кто не соглашался, я топил и вешал. Что же я смогу сделать с шестью тысячами бюргеров в их собственном городе?

– Насколько мне известно, у вас большие долги, – вдруг непонятно к чему вспомнил фон Реддернауф.

– Да, долги мои велики. Неужто герцог меня вознаградит за это дело? – спрашивал генерал с заметным скепсисом. – Что-то мне не верится в этакую щедрость Его Высочества. Ведь за то, что я спас Фёренбург от ван дер Пильса, вместо награды меня лишь пытались осудить.

Но министр словно не слышал едкости в его словах, на сей раз он глядел на генерала с заметной прохладцей и говорил:

– Видные купеческие дома Фёренбурга сплошь еретики. Сплошь… К марту у Его Высочества будут деньги, и уже в апреле цу Коппенхаузен соберёт армию в шесть-семь тысяч человек. Удержитесь в городе до апреля, дождитесь маршала, откройте ему ворота… Думаю, не мне вас учить, что делать с теми богатыми купчишками, которые не захотят отринуть грех ереси.

«Наград не будет. Не жди. Сам, всё сам. Как и всегда».

– Я всё понял, барон, теперь я буду готовиться к предприятию, – говорит с полупоклоном Волков, намекая, что больше для разговора у него времени нет.

– Ещё раз прошу беречь моего человека, он будет нам надобен и в дальнейшем, – напомнил фон Реддернауф, берясь за ручку двери.

– Я сделаю всё, чтобы с его головы не упал ни один волос, – обещал ему генерал.

А барон снова остановился и снова заговорил:

– Кстати, чуть не забыл. Ваша речь на совете… Ну, про то, что сеньорам юга нужен свой представитель при дворе… – он сделал паузу и усмехнулся. – Тонко! Тонко! Уверен, принц слушал вас внимательно. Да и канцлер будет вам благодарен.

Волков ещё раз поклонился министру.

После того, как тот ушёл, генерал сел к столу. Он пару минут раздумывает, а потом снова берётся за письмо жене и делает приписку:

«Баронесса, прошу вас, распорядитесь, чтобы Сыч отбыл ко мне в Вильбург без всякого промедления – он будет мне надобен – и нашёл меня в трактире „Шесть хвостов“. Ежели в трактире он меня не застанет, так пусть едет за мною в Фёренбург. А если будет, подлец, ныть, дескать, нет у него денег на дальнюю дорогу, так пусть Ёган даст ему из казны три талера. Храни вас Бог, молюсь за вас и плод ваш, надеюсь, что разрешитесь вы благополучно».

После он написал ещё одно письмо, письмо госпоже Ланге. Писал так, как она просила, – о делах своих подробно. Умная женщина любила читать его письма. И лишь после того, как отправил письма на почту, заказал себе ужин.

А после ужина к нему просились офицеры. Расселись: старшие за стол, молодые стали за их спинами. Они составили список всего надобного для жизни в чужом городе. И теперь ждали, что он им скажет. Волков читал и диву давался. Уж размахнулись, не постеснялись. Не считая высокой платы по контракту, не считая обоза и провианта весьма недурного, не считая тюфяков и палаток для солдат, себе господа офицеры просили, кроме ездовых лошадей, ещё и перины с простынями, и скатерти. Также хотели, чтобы казна оплачивала им постой в Фёренбурге на квартирах. И даже дрова.