И теперь, опасаясь, что наши рассуждения обретают несколько отвлеченный и даже тяжеловесный характер, я попытался изменить направление беседы.
– Рассказывают, что у смертного одра Платона собрались его ученики. ”Ты прожил долгую жизнь, многое видел и многое познал, ты многому научил нас, – обратились они к учителю. – Но скажи нам теперь – что в этой жизни кажется тебе сегодня самым смешным?“. Примерно так, по преданию, звучал их вопрос. И Платон, подумав, сказал: ”Вид спешащего“. Можно удивляться тому, что к нам так поздно приходит понимание этой, казалось бы, очевидной и простой истины. Но как бы ты ответил на этот вопрос?
– Знаешь, вокруг нас безумно много смешного. Когда мы уезжали, жена Саши Городницкого Аня, замечательная поэтесса, сказала: ”Это ты у нас здесь хохмач, там у тебя ни хрена не выйдет – в Израиле все шутят“. Я приехал, огляделся – действительно, все шутят, но шутят по-другому, по-своему, поместному. Но то, что доступно мне – это не на иврите: мне доступны только российские шутки.
Евреи – жутко шуткующий народ, отсюда такое количество юмористов-евреев. Обрати внимание, кроме Саши Иванова в передаче ”Вокруг смеха“ – все евреи… Иванов покойный говорил, что его там держат исключительно для процентной нормы. В Израиле безумно смешная жизнь. И, знаешь, еще какая она – как бы тебе сказать… Как только ты начинаешь жить чересчур всерьез, а так живут там религиозные люди, – тут же терпишь поражения.
Вот у нас ленинградка была одна – старушка, дико интеллигентная. Она пришла как-то на рынок, а иврит она, естественно, не знала, и ей показалось, что продавец, марокканский еврей, с ней невежлив – кидает продукты, грубо разговаривает – ну, будто продавец советский. И она, собрав весь свой запас ругательных слов, ему сказала: ”Хам!“. А ”хам“ на иврите означает ”тепло“. И тот ей ответил: «Что поделаешь, сударыня, лето!” Но ответил на иврите…
На самом же деле, самое смешное, что наблюдаю в Израиле, прости меня опять за тяжеловесность, это уже трагичные вещи на самом деле. Ты знаешь, что там очень заметны становятся механизмы российской революции – и чрезвычайки, и продотряды, и много других вещей. Ты вдруг начинаешь понимать, что черносотенцы, антисемиты, они в чем-то правы, странным образом…
Я не хотел бы евреев обвинить, они в то время были чистыми россиянами и во всем участвовали наравне с ними, но самый характер технологии устанавливаемого порядка ужасно созвучен еврейскому… У нас там, в Израиле, чудовищный бардак, у нас правительство, которое никто не уважает. Я думаю, их вообще мало – правительств, которые уважают и любят в демократических странах. У нас над правительством дико смеются. Видишь, я все время сбиваюсь на какие-то краски, которые всего этого не объясняют. Я лучше стишком тебе отвечу: