Брачные игры

— Ру, подожди! В чем дело? Я чувствую, у вас что-то не так.

Все не так. Косые взгляды, намеки, с трудом скрываемое раздражение… Руфа не могла объяснить этого Нэнси.

— У нас все хорошо, — ответила она, — пока. — И повесила трубку.

Она посмотрела в окно на цветущие изгороди. Снаружи все было таким прелестным, но здесь, в доме, стояла гнетущая тишина. Руфа не могла выразить свое беспокойство словами. Оно было скрыто глубоко под толстым слоем приличий.

Эдвард ушел в себя, как он делал всегда, когда его что-то тревожило. Он не мог спать. Он лежал неподвижно рядом с Руфой, и она чувствовала, что он весь напряжен, словно наэлектризован. Прошлой ночью она почувствовала, что он встает с постели. Она ждала его двадцать минут. Потом ей вдруг захотелось узнать, где он. Она встала и нашла его на кухне. Эдвард слушал Всемирную службу новостей. Он раздраженно обернулся, когда услышал, что она вошла, потом извинился и сказал, что просто очень обеспокоен.

Но Руфу не удовлетворил его ответ. Когда Эдвард говорил, что он обеспокоен, подразумевалось, что это связано с военными преступлениями. Но сейчас она была уверена, что дело совсем в другом. Она чувствовала, что это связано с его отношениями с Пруденс, но не могла понять, в чем там дело, будто смотрела фильм с середины.

Она подошла с подносом к гостиной и с раздражением поймала себя на мысли о том, следует ли ей постучать в дверь. Это был ее собственный дом — почему же она вела себя как прислуга?

«Возможно, потому, — вдруг подумала она, — что ко мне так относятся».

Пруденс, в белой полотняной сорочке и серых брюках, лежала на диване, листая журнал «Вог». На ее лице был скромный, но безупречный макияж, она, судя по всему, чувствовала себя легко и непринужденно. С обложки журнала смотрело лицо Селены. Она выглядела очень эффектно на темном фоне. Матовая розовато-лиловая помада на ее губах придала ее изящным чертам завершенную красоту. Глаза Селены, наполовину скрытые бедром Пруденс, усиливали ощущение реальности, висящей на волоске.

По какой-то причине Пруденс была раздражена тем, что фотография сестры Руфы была на обложке. Журнал лежал в гостиной уже два дня, и каждый раз, когда о нем упоминали, Пруденс говорила колкости. Несколько раз, когда атмосфера становилась невыносимой, Руфа специально упоминала о нем. Она не знала, почему между ними шла война и почему она была вовлечена в нее, но инстинктивно пыталась найти оружие.

Пруденс было далеко за сорок, но она не выглядела на свой возраст. Она была очень красива, и эта красота искусно поддерживалась на протяжении последних тридцати лет. Она была подтянутой и загорелой, ее глаза блестели, и она вполне допускала определенную дерзость в общении с мужчинами. Недавно она развелась со своим четвертым мужем.

Эдвард рассказывал, что Пру и Элис воспитывались по-разному. Отец Элис соблазнил экономку. Разумеется, он не женился на ней, но уделял много внимания побочной дочери, Пруденс. Возможно, он и хотел разделить единокровных сестер, но ему не удалось этого достичь. Элис и Пруденс прижались друг к другу, чтобы согреться. Они защищали друг друга во время частых любовных приключений отца, объединив силы для того, чтобы никто из них не чувствовал себя брошенным и несчастным. Они делились друг с другом деньгами. Они проводили вместе каникулы. Это была странная ситуация, и Эдварду до сих пор было неприятно говорить об этом. Он просто обрисовал ее Руфе в общих чертах, чтобы ей было понятно, почему Пруденс и Элис все-таки получились разными.

Элис была тихой и застенчивой. Она любила Эдварда просто так, как действительно близкого ей человека. Пруденс, которая совершенно не стеснялась тратить деньги своего отца, выбрала для себя экстравагантный стиль жизни.

Руфа не понимала, почему эта женщина должна жить у них, пока приводят в порядок ее лондонскую квартиру после небольшого, насколько она поняла, пожара, когда у нее есть прекрасные квартиры в Париже и Нью-Йорке.

— Как мило! — воскликнула наконец Пруденс. — Ты очень любезна. Представляю, какие неудобства я вам создаю.

— Вовсе нет. — Руфа поставила поднос на низенький столик и наклонилась, чтобы разлить кофе. Она не хотела садиться на диван рядом с Пруденс.

— Кофейный сервиз Сильвии. Я не видела его уже много лет. Это сливки? Да, пожалуйста, налей мне немного.

Сильвия — это старая миссис Рекалвер. Руфа подала Пруденс чашку кофе. Пруденс отметила:

— Ммм, ты все делаешь безукоризненно. Ты просто образцовая жена. Неудивительно, что Эдвард безумно влюбился в тебя. Путь к сердцу мужчины… сама понимаешь.

Руфа улыбнулась:

— Он ест все, что перед ним поставят. Я думаю, что его совершенно не волнуют кулинарные изыски.

— О, это волнует всех мужчин. Я вижу, что жизнь с тобой его вполне устраивает, — я говорила тебе, что он выглядит великолепно?

— Да.

Пруденс говорила об этом не реже, чем дважды в день. Она продолжила:

— Ты заслуживаешь медали за то, что заставила его сбрить эту ужасную бороду.

— Я здесь совершенно ни при чем.