— Полагаю, что это произойдет достаточно скоро, — продолжила Пруденс. — Очевидно, именно поэтому Эдвард так спешил жениться. Советую тебе поторопиться с этим.
— Почему ты не рожала больше? — Руфа спросила это без всякого умысла, но тут же поняла, что попала в цель, напомнив Пруденс о разнице в возрасте.
Пруденс натянуто рассмеялась.
— Спасибо, мне вполне хватило Тристана. Когда у тебя найдется пара свободных часов, я тебе расскажу об ужасных отношениях с его отцом. — Она взяла печенье, посмотрела на него и положила обратно на тарелку. — Первый развод самый ужасный. Я бы не пережила его без Эдварда.
У нее были голубые глаза миндалевидной формы. Слишком маленькие, по мнению Руфы. Возможно, поэтому ее взгляд был таким жестким. Мысленно она умоляла Пруденс перестать откровенничать с ней.
Но от нее не так-то просто было отделаться. Она совершала ловкие маневры, готовясь к тому, чтобы вести огонь под флагом откровенности.
— Он был для меня опорой, надежной опорой на протяжении всей моей жизни. Должна признать, я всегда воспринимала его как нечто само собой разумеющееся. Я полагала, что он всегда будет в нашем распоряжении. Мне следовало прибрать его к рукам, пока у меня был шанс.
Щеки Руфы покраснели. Ее охватила паника.
— Когда он просил тебя об этом?
— Он меня не просил, — ответила Пруденс. — Мне самой следовало предложить ему. Но ты понимаешь, Руфа, я не думала, что это необходимо. — Она продолжала улыбаться, но Руфа ясно видела, что она просто в ярости. — Он тебе рассказывал о том, что произошло в Париже?
— Да, он сказал, что вы поссорились. Из-за меня.
— Не персонально из-за тебя, — возразила Пруденс. — Я думаю, что мы поссорились из-за того, что Эдвард считал, что он холостяк, и, следовательно, может жениться на ком захочет.
Эти слова изменили все вокруг, и Руфа уже не могла ничего понять. Неужели Пруденс считала себя его законной женой? Но это совершенно невозможно.
Что-то в ее реакции смягчило Пруденс. С ее лица исчезла вызывающая любезность. Она выглядела уставшей.
— Это одно из основных различий между мужчинами и женщинами, — заметила она. — Когда женщина говорит, что не замужем, то она имеет в виду именно это. Когда мужчина говорит, что он холостяк, он имеет в виду только то, что женщина, с которой он спит, недостаточно хороша.
— Эдвард не такой, — заявила Руфа. Она не собиралась всерьез принимать слова Пруденс.
— О, я знаю, он — воплощенное благородство, он никогда не позволит вам забыть об этом. — В словах Пруденс чувствовалась обида. — Именно поэтому он бросился чинить крышу Мелизмейта и спасать вашу семью. Все это было связано с его нелепой привязанностью к Настоящему Мужчине.
Руфа опустила голову. Ее собственная глупость, а также нищета ее семьи, по существу, вынудили Эдварда совершить благородный поступок и жениться на ней. Пруденс хотела внушить ей мысль, что Эдвард совершил этот романтический поступок, не считаясь с чувствами женщины, которая любила его. И он не хотел заниматься любовью с Руфой потому, что все еще чувствовал себя связанным с той, другой, женщиной. Жестокость ситуации, описанная Пруденс, заставляла Руфу поверить в то, что это должно быть правдой.
— Пру? — донесся голос Эдварда из коридора.
— Мы здесь! — Услышав мужской голос, Пруденс оживилась, в ней словно зажегся какой-то внутренний свет.
Эдвард вошел в комнату.
— О, вот вы где. — Он посмотрел на них обеих.
Пруденс улыбнулась ему.
— Привет. Где ты скрывался все утро?
— Извини, мне нужно было поработать.
— Руфа прекрасно заботится обо мне.
Эдвард нахмурился. Он часто хмурился в присутствии Пруденс.
— Хорошо. Я думаю, что нам пора идти, если мы собираемся позавтракать. Только, пожалуйста, не заставляй меня надевать галстук.
— В такую жару? Я не садистка. — Пруденс вскочила и поцеловала Эдварда в щеку. Ее пальцы смахнули воображаемую пылинку с его плеча. — В любом случае ты выглядишь великолепно в этой рубашке.
Глядя на них, Руфа впервые поняла, почему ей было так неприятно видеть их вместе. Между Эдвардом и Пруденс явно существовала физическая близость. На языке, понятном только женщинам, Пруденс рассказала ей о том, что произошло в Париже. Она и Эдвард, несомненно, все еще были любовниками, и, что касается Пруденс, она вовсе не собиралась прекращать отношения.
После этого все изменилось. Пруденс не смогла бы продемонстрировать ей это более явно, даже если бы она прокричала в мегафон, — между ней и Эдвардом существовали гораздо более длительные и более близкие отношения, чем было представлено Руфе, и Пруденс просто хотела, чтобы Руфа знала, что положение молодой красивой жены вовсе не было таким уж неуязвимым, как казалось.
Было ли это предупреждением о том, что она все еще опасна? Руфа помахала им рукой, когда они удалились, совершенно удрученная необычностью ситуации. Пруденс вовсе не была бы опасной, если бы Эдвард не лежал рядом с ней, Руфой, не прикасаясь к ее телу, разве что случайно. Их разделяли не дюймы, а мили. Догадывалась ли об этом Пруденс? Было ли это так явно?