— Григорий Степанович, объясните ответчице, что такое поведение недопустимо, — грозно отчеканила судья.
— Извините, ваша честь. Больше не повторится, — виновато произнес юрист и бросил на меня недовольный взгляд.
Я медленно опустилась на стул. Хотелось сквозь землю провалиться. Судья сурово посмотрела на меня, но все же громко обратилась:
— Григорьев Ярослав Станиславович…
— Да, — несмело отозвался тот и встал с места.
— Помогите нам составить портрет Екатерины Егоровны.
Все застыли в ожидании. Ярослав Станиславович сжался, переминаясь с ноги на ногу. Мое сердце разогналось. Свекор поднял голову, и мы встретились взглядами. Его искаженное ужасом лицо вдруг преобразилось, став приветливым.
— Катенька… — по-доброму начал он, — Екатерина Егоровна очень прилежная мать. Внимательная супруга. Никогда не видел, чтобы она провоцировала ссору. Вежливая и отзывчивая. Она тогда погорячилась, но я уверен, вреда нам причинить не хотела. Просто испугалась, что ей не отдадут Мишеньку. Не пахло от нее алкоголем. Ни в тот день, ни в какой другой.
Мы со свекром тепло улыбались друг другу. Все же моя вера в людей победила. Не могут все быть подлецами.
Судья разрешила Ярославу Станиславовичу сесть на место и делала заметки в своих записях. Вера Вячеславовна смотрела на мужа глазами, налившимися кровью. Митя сжимал ее руку, сдерживая рвущийся наружу гнев.
Мой представитель попросил внимания:
— У нас еще есть доводы, ваша честь. Дмитрий Ярославович посменно работает в другом городе. Две через две недели. Как при таком графике он планирует уделять нужное время сыну? Кто будет присматривать за ребенком в его отсутствие?
Митя подскочил со стула и ответил:
— Моя мама с удовольствием возьмет эти обязанности на себя.
Григорий Степанович, прищурившись и слегка склонив голову набок, поинтересовался:
— А может быть, вы планируете оставлять сына на молодую сожительницу? Которая, к тому же, является матерью вашего внебрачного ребенка?
Митя беззвучно раскрывал рот. Лицо его раскраснелось. В широко распахнутых глазах читалась беспокойство. Юрист слегка улыбнулся произведенному эффекту и серьезно продолжил:
— Приложите, пожалуйста, к делу копию свидетельства о рождении, доказывающую, что истец вел тот самый безнравственный образ жизни, в котором так усердно обвиняет ответчицу. Вот такие двойные стандарты, ваша честь, — развел руками Григорий Степанович. — Если суд оставит ребенка с отцом, то он половину каждого месяца будет проводить с совершенно чужим для него человеком.
Судья проскользила взглядом по кабинету. Твердо сказала:
— Картина мне ясна… — и стала собирать со стола бумаги.
— Ваша честь, — не унимался Митя, хватаясь за последний шанс выдать возможный весомый аргумент, — Миша часто болеет. Екатерина Егоровна не сможет совмещать работу и постоянные больничные…
— Истец, — оборвала его судья, — я достаточно услышала. Ожидайте решение в коридоре.
С этими словами она удалилась. Мы покинули помещение. Как только я оказалась за дверью, на меня налетел разъяренный Митя.
— Я смотрю, Мила тебе во всем помогла, — шипел, нависнув надо мной. — Ничего сама не можешь! Пустое место!
Я так растерялась, что в ответ только изумленно уставилась на него.
— Ничего у тебя без меня не выйдет. Себастьяну рано или поздно надоест кормить вас!
Мое оцепенение сменилось злостью.
— А ты позвони ему, спроси… — заговорила я, смерив Митю презрительным взглядом. — Или кишка тонка? Боишься с друзьями разговаривать? Не хочешь правду про себя слушать? Спрятал голову в песок! Кто из нас еще пустое место!..
Мы перешли на повышенные тона. Григорий Степанович поспешил осадить наш пыл:
— Вас сейчас обоих накажут за неуважение к суду.
Митя резко повернулся к нему. Подался вперед и процедил сквозь зубы:
— Отвали…
— Ну знаешь! — не выдержала я и встала между мужчинами. — Держи себя в руках, Григорьев! Постарайся вести себя достойно. Если ты, конечно, еще помнишь, что это значит…
Была в полушаге от мужа. Его грудь высоко вздымалась, глаза горели гневом. Смотрел на меня с испепеляющей ненавистью. Откуда она в нем? Что я ему сделала? Как он мог так измениться?
Из-за Митиной спины доносился разговор его родителей. Категоричный тон Веры Вячеславовны и извиняющиеся фразы Ярослава Станиславовича.
Слышала их, смотрела на мужа и думала только об одном: как хорошо, что через два часа я перестану быть Григорьевой.
Отвернулась от Мити.
— Идемте, — увлекла за собой юриста.
Нашли кафе недалеко от здания суда. Заняли один из столиков.
— У нас ведь хорошие шансы? — с надеждой спросила Григория Степановича.
— Ваша реакция на снимки была необдуманной. Вы подались эмоциям, — укоризненно подметил он.
— Нас сфотографировал участковый! Внутри квартиры! Разве это законно? Я возмущена до предела! — меня охватывало негодование при одной только мысли об этом. — Значит, они его попросили или подкупили…