Дети снова навели порядок, запустили посудомойку и убрали со стола крошки. Желание заполучить кошку крепло у них день ото дня.
Я выпила кофе и решила посмотреть, сколько котлет осталось после вчерашнего ужина, но не нашла стеклянную кастрюльку. Сначала я удивилась: отлично помню, что пожарила вчера двадцать бифштексов. Юля, Лиза и Катюша съели по одному, Сережка с Кирюшей по два, а Вовка осилил три штуки. Произведем элементарное математическое действие и получим десять. Значит, столько же сейчас должно находиться в симпатичной посудине из огнеупорного материала. Мне свойственно некоторое занудство, я никогда не поставлю в холодильник сковородку, всегда переложу еду в чистую тару. И вчера поступила точно так же. Но котлеты были еще горячими, поэтому, отправляясь спать, я громко попросила:
– Тот, кто последним покинет кухню, должен убрать остывшую еду.
Однако, когда я ночью отправилась наливать Малюте Скуратову молоко, бифштексы по-прежнему были на плите. Почему я сама не запихнула их на полку холодильника? Спросите что-нибудь полегче. Не знаю! И все же сейчас котлет нигде не было, а я отлично знаю, что у нас ни дети, ни взрослые не станут завтракать котлетами. Так где еда?
Глава 10
Произведя тщательный обыск и не обнаружив никаких следов котлет, я позвонила Катюше.
– Я не заходила на кухню, – призналась подруга, – очень голова болела, позавтракала цитрамоном.
Юлечка, Сережка и Вовка тоже удивились моему вопросу и почти одними и теми же словами ответили:
– Я ничего, кроме йогурта, съесть утром не могу.
Лиза и Кирюша оказались недоступны, но детям слабо слопать десять здоровенных котлет. А еще вместе с ними испарилась ведь и стеклянная кастрюлька. Я пребывала в недоумении довольно долго, потом услышала телефонный звонок, стала искать трубку, увидела на полу около дивана небольшую кучку… сами понимаете чего, и сообразила: Малюта Скуратов! Это он сожрал мясо, кастрюлю прихватил с собой (уж не знаю, зачем она ему на том свете), а потом, не найдя туалета, набезобразничал на паркете. Наши собаки не станут столь разнузданно себя вести, да и их «визитные карточки» выглядят иначе.
– Мерзавец! – с чувством произнесла я.
– Ты мне? – удивилась Олеська, и я сообразила, что держу в руке сотовый.
– Нет, конечно, – опомнилась я. – Как поживаешь?
– Замечательно, – ответила Рыбакова. – У тебя все в порядке?
– Дела идут отлично, – бодро заверила я. – А у тебя?
– Нормально, – после небольшой паузы отозвалась Олеся.
Я плохо спала ночь, а утром понежиться под одеялом не дал Кирюша, поэтому мне очень хотелось подняться наверх и опять уютно устроиться в кровати. Я решила завершить разговор с невесть зачем позвонившей столь рано Рыбаковой.
– Могу ли чем-то тебе помочь?
Леська издала странный звук.
– Ты просила узнать про…
– Татьяну Привалову! – вспомнила я. – Говори скорей! Ну?
– Иногда я тебя боюсь, – засмеялась наша с Ниной верная помощница. – Разговариваешь порой более чем удивительно. Признайся, Лампа, ты втайне от всех отхлебываешь по ночам из бутылки. Иначе чем объяснить столь странную забывчивость?
Я чуть было не выпалила правду: «Только что нашла вполне материальное подтверждение обитанию в нашем доме привидения», но вовремя сдержалась и буркнула:
– По утрам многие люди не вспомнят даже, как их зовут. Рассказывай про Татьяну Привалову.