Брачный контракт с мадонной

Она сказала, что торопиться не стоит. Ни в коем случае нельзя торопиться, сказала она. Жанка загорелась идеей не столько банальной кражи, сколько блестящей мистификации. Она мечтала, чтобы у сестрицы, вкусно жравшей и мягко спавшей, поехала крыша. Дело было прошлым летом, твоя парикмахерша, Даша, растрепала о том, что ты мечтаешь поехать в Судак, и запланировала эту поездку на следующее лето. Жанка быстренько наврала Анкилову про какую-то болячку и необходимость съездить развеяться в Крым. Он легко отпустил её. Он вообще был не очень ревнив, и не старался отследить каждый её шаг. Мы улетели с ней в Крым, сняли на недельку хибарку и постарались провести время так, чтобы нас запомнило как можно больше народу на побережье — официанты, экскурсоводы, заправщики, продавцы цветов, ну, ты сама понимаешь! Жанка была уверена в успехе. Она считала, что такая клуша, как ты, сразу потеряет голову от такого парня, как я. Она сказала, что ты поверишь, всему, что я наплету, и с удовольствием будешь выполнять все мои указания. Лишь бы я оставался с тобой.

— Тренер! — напомнила я, не узнав свой голос. — Как вам удалось одурачить моего тренера?

— А что тренер? О подробностях твоего падения с лошади и всех твоих шрамах знала всё твоя массажистка. Она же рассказала о том, что ты продолжаешь поддерживать с Игорем Константиновичем отношения, звонишь ему по телефону, справляешься о здоровье. Жанка предположила, что ты обязательно ему позвонишь, чтобы уточнить, помнит ли он твоё падение. Подкупить старого хрена оказалось нетрудно. Вернее, даже не подкупить, а пообещать, что никто никогда не узнает о том, что под крышей конюшни у него находится целый склад оружия. Дедок, оказывается, всю жизнь собирал ружья, винтовки и пистолеты, просто так, для личного кайфа, но при желании у него можно было и прикупить что-нибудь времён Великой Отечественной.

А ещё мы обработали почти всех твоих институтских подружек. Я к ним съездил, поговорил, объяснил, что это невинный розыгрыш, и они за небольшие подарки согласились заявить, если ты им позвонишь: «Какая Анель? Не знаем никакую Анель!» Но ты почему-то не позвонила.

Да, кстати, этот твой свин, Павлик, послал меня по телефону куда подальше, когда я позвонил ему и предложил за несколько тысяч рублей разыграть тебя, сказав, что он не знает никакую Анель. Ну вот, остальное ты знаешь. Жанка разузнала код кабинета, дала мне ключи от квартиры, вот только с собаками мы не знали, как поступить, но решили, что с этой проблемой ты справишься. Да и прислуга припёрлась некстати. Но всё это сущая ерунда, по сравнению с тем, что картины оказались фальшивыми! Я оказался крайним. Теперь сижу и трясусь за свою шкуру.

— Ты врёшь, что боишься! Ты открывал дверь Павлику, когда он приходил первый раз.

— Я открывал не Павлику. Он случайно оказался на площадке. Слушай, Анель, дай мне глотнуть из фляжки! Мне очень плохо. — Он протянул руку, чтобы забрать у меня фляжку, но я прижала её к груди и ногой ударила его по руке. Он надулся, как мальчик, у которого отняли игрушку.

— Говори, кому ты открывал дверь!

— И ты дашь мне хлебнуть? — То ли он и в самом деле был очень пьян, то ли этой гундосой плаксивостью изощрённо надо мной издевался.

— Кому ты открывал дверь?!

— Жанке!

— Врёшь! Она в Венеции. Я видела сегодня интервью с ней по телевизору.

— Это старое интервью. Они с Анкиловым прилетели вчера вечером и…

— Как она узнала, что ты здесь?

— Ты дура, Анель. На свете есть мобильные телефоны. Мы созвонились, и я открыл дверь на условный стук. Едва только Жанна успела нырнуть в квартиру, как на площадке нарисовался этот твой свин. Он стал орать, что должен забрать свои вещи.

— Она была здесь?! — заорала я так, что сорвала голос.

— Почему была? — усмехнулся Геральд, и я подумала, что он не так пьян, как хотел казаться. — Она и сейчас здесь! Эй, Жанка, всё получилось так, как ты говорила! Я проспорил тебе поездку в Диснейленд и пластику по увеличению твоих си…

— Что значит «Эй, Жанка!» Что значит проспорил?! — прошептала я, и знакомое по Судаку чувство шаткости моего рассудка снова посетило меня.

— Ты дура, Анель, — сказал у меня за спиной насмешливый женский голос. — Странно, что моя родная сестра выросла такой дурой!

Я засмеялась. Мне действительно стало весело.

— Снято с первого дубля! — крикнула я воображаемой съёмочной группе. — Всем спасибо, перекур!

Кукла

— Она всё-таки чокнулась? — весело спросил голос.

— Не думаю, — буркнул Геральд, встал и выкрутил из моих рук фляжку и нож.

— Ты тоже дурак, наболтал много лишнего, — резко резюмировал голос.

Я взяла себя в руки и обернулась.

Она была гораздо красивее меня и, по-моему, выше. Яркая, наглая, с вызовом в синих глазах. У неё не было родинки над верхней губой, а нос, который я всегда считала у себя длинноватым, у сестры был изысканным, как прихоть талантливого художника. Она была баба «с изюмом», как принято сейчас говорить. В ней было то, чего всегда не хватало мне — уверенность в себе и вера в собственную исключительность.