Брачный контракт с мадонной

— Стерпел я, Вить, ничего не сказал. Приезжай, говорю, поговорим на месте. А то, что жена твоя шастает где-то, ты сам виноват.

— Отлично! — Виталя потёр довольно руки. — Отлично! Я пойду в свою комнату, поработаю малость. А завтра в час «икс» мы проведём операцию под названием «Западня». Вань, у тебя оружие есть?

— Само собой есть. А ещё у меня есть подполкан милиции Митяй — друг мой лучший, после тебя, разумеется. Привлечь?

— Нет, Вань, это лишнее.

— Ну, тогда я баиньки, — профессор быстро вынул изо рта челюсти, разделся до цветастых трусов, отстегнул протез и исчез в палатке.

— Зачем ты сказал это слово? — вздохнул Виталя и пошёл в ванну за тряпкой. — Джерри опять описался!

* * *

Устроившись на кровати с ногами, он положил на колени журнал и тетрадку.

Ну вот из разрозненных, рваных кусочков и сложилась картинка почти целиком. Кое-что он, конечно не понимает, но в состоянии дофантазировать.

Может ли детектив пользоваться своим буйным воображением? Ответ на этот вопрос Виталя дал себе положительный. Иначе, как же сложить картинку?

Ребус решён и можно, последовательно складывая все получившиеся буквы, прочитать имя убийцы. А сейчас он дочитает рассказ. Это уже ничего не изменит, но он дочитает. Вот только нужно решить — читать его с блестящих гладких страниц, или в старой тетрадке, исписанной мелким почерком.

Виталя открыл журнал.

Ну надо же! Первой место!

А главный приз-то какой! Ну и приз.

Страховая компания «Вива-гарант» и предположить не могла, что этим конкурсом и этим призом обрекает на смерть одну женщину и спасает другую.

Скоро Галка вернётся домой. Снова будет сновать по комнатам, стирать пелёнки, убирать квартиру, готовить еду и ворчать, ворчать, ворчать.

Если женщина всем довольна — она умерла.

Чтобы Галка опять ворчала с утра до вечера, Гранкин был готов пожертвовать своей жизнью и даже отдать миллион.

Канкан

«— Серж, пойдём отсюда, я боюсь подвальных помещений и мне совсем не нравятся импрессионисты. Когда я смотрю на их картины, мне кажется, что у меня испортилось зрение.

— Ты маленькая тёмная дурочка, — Анкилов взял меня под руку и повёл вдоль длинных рядов картин. — Смотри, какая лёгкость, какая прозрачность красок! Разве ты не видишь, что у Моне на картине даже воздух осязаем? Чувствуешь, он пахнет летом, солнцем, счастьем? А небо? Разве можно в другой манере так изобразить небо? Оно же реальное — высокое, и одновременно глубокое, дрожащее, изменяющееся.

— Глубокое, высокое, дрожащее! — передразнила я. — Это я дрожащая, это я реальная! Хочу к морю, хочу на пляж, хочу видеть настоящее небо и дышать свежим воздухом.

Анкилов уже два часа таскал меня от картины к картине и обрушил на меня такое количество восторженных эпитетов, что у меня голова пошла кругом. Я замёрзла, устала, хотела есть, а ещё больше хотела выбраться из этого бункера, где специальные системы кондиционирования и вентиляции поддерживали необходимую для старых полотен температуру и влажность.

— Ну, как хочешь, — буркнул Анкилов. — Если б ты знала, сколько народу бы заплатило огромные деньги, чтобы здесь оказаться, чтобы хоть одним глазком…

— Серж, — засмеялась я, — ну ты же знаешь, ты лучше всех знаешь, что у меня стойкая аллергия на все произведения искусства.

— Да?! — Он посмотрел на меня снизу вверх так, будто я была маленькой, хрупкой и недостаточно умной. — На произведения искусства не может быть аллергии, — поучительным тоном папаши сказал он, но спохватился, улыбнулся и потянул меня к лифту, в тесной кабинке которого мы поднялись на первый этаж его виллы. Он держал меня за руку.

Он уже целый месяц держал меня за руку так, словно боялся, что я от него убегу. А я целый месяц решала проблему — сказать ему или нет, что не только не убегу, но буду преследовать его как назойливая собачка и потащусь за ним на край света, даже если край этот окажется не виллой на Кипре, а чумом на Северном полюсе, а на его счетах не окажется ни копейки.

Лишь бы он был со мной.

Он и был со мной ежеминутно. При этом я не ощущала с его стороны никакой жертвенности — только удовольствие, удовольствие, удовольствие, и… боязнь, что я убегу. При этом край света всё же оказался виллой на Кипре, а счета его нисколько не обмелели.

— Ладно, — сказал Анкилов, когда мы, выйдя из лифта, оказались в огромной гостиной первого этажа, — пляж так пляж, море так море. Только и не мечтай, что ты отправишься туда одна.

— И не мечтаю, — вздохнула я. — Конечно, я отправлюсь туда в сопровождении четырёх вооружённых телохранителей.

— И меня!

— Да, и тебя. Может, всё же отпустишь парней попить пива? Что нам может грозить на частном пляже, на хорошо охраняемой территории?

— Много ты понимаешь, — сбился он снова на отечески-поучительный тон.

— Много, — засмеялась я. — Просто хотела позагорать голой.

— Да?! Да-а?! — восхищенно заорал он. — Ну, тогда, тогда… я парням… того, прикажу отвернуться. Да, отвернуться и закрыть глаза!

— И как же они будут нас охранять?

— А чего охранять-то? Пляж частный, территория виллы охраняется так, что муха не пролетит!

* * *