Оно слишком мягкое и от него веет спокойствием. Отличное имя для мужа или надежного друга, но не для человека, во взгляде которого крепкий коктейль. Две три виски, и одна треть опасности.
— Саша, — шепчу, чтобы выбить из головы ненужные мысли.
Не сейчас.
Сейчас мне слишком хорошо.
Я вздрагиваю, когда он подтягивает меня и делает первое движение. Я прячу лицо в его шею и через мгновение понимаю, что ему не нужны мои глаза. Он и так прекрасно знает, как нужно. Меня обжигает догадка, что он дьявольски опытен и изучил женское тело так, как его знают только очень плохие парни, но она потухает в удовольствии. Исчезает всё, даже тот густой туман, остается только жар его кожи и размашистые вспышки его близости.
Жестче.
Быстрее.
До испарины.
Снова и снова.
После он откидывается на место рядом и затягивает меня к себе на грудь. Я постепенно прихожу в себя, хотя это сложно. У меня никогда не было вот так. Я знаю, что такое страсть, но бушующее пламя обходило меня стороной. Он в каком-то смысле мой первый.
— Что это значит? — спрашиваю, когда тело вновь слушается меня.
Я протягиваю ладонь и веду по его предплечью. Оно оплетено венками, но сейчас меня интересуют татуировки. У Чертова на руках больше черной краски, чем телесной. Я разглядываю их, пока он гладит мои волосы и размышляет о чем-то своем.
— Ничего, — он вытягивает руку, чтобы мне было удобнее. — Первая появилась, чтобы перекрыть шрам.
— Ты стесняешься шрамов? Говорят, они украшают мужчин.
— Этот достался от девчонки.
Он поворачивает руку, подставляя под мой взгляд внутреннюю сторону. Я трогаю его огрубевшую кожу и нахожу шрам, о котором он говорит.
— Я тогда был вышибалой в баре. Там разные компании отдыхали, и мажоры приходили за острыми ощущениями и совсем отбитая публика попадалась. В тот вечер девчонка перебрала какой-то дряни. Она была худенькой, как спичка, я не ожидал от нее неприятностей, — он кривится, словно ему до сих пор неловко. — Она застала меня врасплох.
— С женщинами всегда надо быть начеку.
Он коротко смеется, обнимая меня теснее.
— Я вечно об этом забываю.
— Не похоже на правду, — я качаю головой. — Ты производишь впечатление матерого волка.
— Всего лишь впечатление.
— Да? — я упираюсь в диван, чтобы приподняться и заглянуть в его лицо. — И какой ты на самом деле?
— Я душка.
Он не выдерживает первым. Сам же начинает смеяться, пока я из последних сил сохраняю лицо. Я поднимаюсь, оседлав его, и строго смотрю сверху вниз. Мне тоже отчаянно хочется залиться смехом, но вместо этого я ловлю его волевое лицо в ладони.
— Душка значит, — я киваю, закусывая нижнюю губу. — Зачем тогда милому человеку столько мышц?
— Чтобы защищаться.
— Ах, — я наигранно выдыхаю. — Тебе никто не говорил, что ты выглядишь как человек, который нападает?
— Ты будешь первой, — он смотрит на меня с хитрым прищуром.
А его массивные ладони находят мои бедра и начинают тягуче растирать.
— А у тебя есть хорошие истории? Без шрамов и кровопотерь?
— Надо вспомнить, — ему сложно сконцентрироваться, он разглядывает мое тело и бесстыже задерживается на стратегических местах.
Это волнует кровь.
— Только не говори, что ничего не приходит на ум, — я качаю головой. — Сколько тебе лет?
— Тридцать семь.
— И ни одной истории с хорошим концом?
— Я как-то ушел от полицейской погони со спущенным колесом.
Я стону в голос, хотя вижу по его глазам, что он специально. Издевается. Гад перехватывает меня за талию и бросает обратно на диван.
— Лучше ты расскажи хорошее, — он пальцами прокладывает жаркую дорожку по моей щеке. — Напомни, что оно вообще существует.
— Я буду отвечать за хорошее в нашей паре?
Паре…
Срывается с губ.
Я проклинаю свой язык, только от этого никакого толка. Слова все равно не вернутся назад.
— Да, — отвечает Чертов.
Глава 17
Чертов
Она спит. Уткнулась лицом в мое плечо и заснула. А сквозь сон смешно разговаривает — бросает короткие предложения, которые невозможно разгадать. Но ей спокойно. Она несет глупости, а не вздрагивает всем телом, как бывает, когда мучает кошмар. Я или спятил, или Таня пять минут назад произнесла “розовые олени”.
Она кажется беззаботной. И нереально красивой. Настолько, что это надо считать преступлением. Особенно сейчас, без одежды и с зацелованными губами.
Я двигаюсь и жду, что она проснется. Привык, что девушкам в моей постели достаточно одного шороха, чтобы встрепенуться и защебетать “ты что-то хочешь, милый?” Но Таня спит. Она только ниже опускает голову, почувствовав отсутствие моего плеча, и кладет ее на подушку.
Я усмехаюсь. Поправляю спавший с ее плеч плед и рывком поднимаюсь на ноги. Вещи оставляю на диване, беру только сотовый и выпавшую пачку сигарет.
После душа нахожу чистые джинсы и рубашку. На сотовый идут сообщения от охраны, они готовят встречу с Самсоновым и перестраховываются по каждому пустяку. Мне бы лучше поехать, но я какого-то черта остаюсь в квартире. Смотрю на часы и понимаю, что два часа еще есть.
Хотя на хрена мне два часа?
Еще секс?
Еще сильнее привязать ее к себе?