— Хорошо, можете идти. До утра вы свободны, — и игнорируя удивленный взгляд лакея, Вивьен занялся подготовкой к ожидаемому визиту. Брук всё же сообщил хозяину, что самочувствие мистера Форинта просто ужасно, по мнению врача, надежды нет никакой. О, чёрт, он забыл осведомиться об этом. Тэлбот нервничал. До здоровья мистера Форинта ему не было никакого дела, но приличие есть приличие. Торопливо бросив сочувственное «да-да, всё это прискорбно», мистер Тэлбот выпроводил лакея за дверь, повторив, что до утра тот свободен.
Взгляд Брука ему не понравился.
Лоренс, время от времени подходя к окну, внимательно вглядывался в окно дома мистера Тэлбота, которое оставалось закрытым. Неужели план дружка провалился? Задумано всё было неплохо. На ратуше пробило половину двенадцатого, пошёл мелкий дождь, и фонари проезжающих карет отражались в лужах размытыми цветными пятнами. Неожиданно, как раз тогда, когда мистер Иствуд хотел предложить гостям перекинуться в картишки, он вдруг заметил, как тяжелые портьеры на окне Вивьена раздвинулись, его лицо на миг показалось в оконном провале — и створки окна поехали вверх. Неужели?
Лоренс незамедлительно вспомнил о больном друге, предложив Джону и Сирилу отправиться к Вивьену. Там они перекинутся в карты, чем скрасят больному томительные часы недуга. Не поздно ли, спросил Лавертон, но Лоренс разубедил его — вчера он заходил к другу в это же время — тот не спал. Они миновали площадь Ратуши, и Лоренс без стука отворил дверь. Лакея, как и обещал мистер Тэлбот, не было. Но перед домом не было и экипажа. Да полно, тут ли она?
Мистер Лавертон и мистер Салливан поднимались за ним, на пороге спальни Вивьена, прислушавшись, Иствуд чуть помедлил. Ему показалось, он услышал негромкий разговор и, пропуская вперед Лавертона и Салливана, Лоренс распахнул пред ними дверь и с мягкими словами: «А вот и мы, дружище, пришли навестить больного…», вошёл последним. Лоренс до конца не верил, что план Вивьена удастся, но кто знает?
От двери мистер Иствуд сразу на всякий случай отскочил к трюмо, — и правильно сделал. Раздался истошный женский визг, леди Радстон фурией пронеслась по комнате, едва не сбив с ног мистера Салливана и наступив на ногу мистеру Лавертону. Сам мистер Тэлбот был озабочен только тем, чтобы в момент посещения друзей ненароком опуститься в кресло, незаметно убрав со стола и опустив в карман халата бриллианты матери в алом бархатном футляре. В связи с тем, что предусмотрительный Вивьен, раздевая леди Софи, засунул её платье глубоко за полог кровати, найти его ей не удалось, она схватила с кровати покрывало и ринулась вон из спальни. Трудно сказать, что чувствовали при этом мистер Лавертон и мистер Салливан, но у мистера Лоренса Иствуда хватило ума несколько наигранно засмеяться, извиниться за вторжение и даже шутливо попенять больному, что от подобного врачевания, что и говорить, проходят все болезни…
Сам Вивьен Тэлбот тоже явно чувствовал себя неловко. Право, господа, неловко вышло… но, может быть, им и вправду перекинуться в картишки? Но джентльмены решили откланяться, — каким бы не было самочувствие больного, сейчас ему самое время отдохнуть. Мистер Тэлбот был огорчён таким решением, но не мог перечить друзьям, проводив их к выходу и подмигнув напоследок Лоренсу. Тот понял и кивнул.
Мистер Иствуд быстро догнал друзей и полностью разделил их возмущение подобной безнравственностью молодой вдовы. Подумать только, придти ночью к мужчине!
— Ваш Тэлбот тоже хорош, Иствуд, сказаться больным и принимать женщин!
Но Лоренс, как истинный друг, встал на защиту реноме приятеля.
— Полно, Салливан. Есть вещи, о которых неудобно говорить, но если влюблённая дама врывается среди ночи в спальню к джентльмену, выгнать её — это не поступок истинного джентльмена. Тут уж приходится… хочешь не хочешь… быть джентльменом.
К мистеру Салливану леди в спальню среди ночи никогда не врывались, и эта мысль была для него новой. Сирил глубоко задумался.
— Но поведение вдовицы, конечно, не лезет ни в какие ворота. Как можно? Настолько забыть женский стыд и скромность? — продолжал между тем возмущённый мистер Иствуд. — Интересно, что скажет по этому поводу такая вдумчивая, высоконравственная особа, как миссис Лавертон, а, Джон? Мне кажется, она не может не осудить подобные поступки.
Джон Лавертон кивнул, конечно, мать всегда осуждает безнравственность.
— А что скажет общество? — не унимался Лоренс, — воистину, в какие времена живём? Всё попирается — честь, совесть, женская скромность! — У порога своего дома он откланялся, внимательно поглядев вслед уходящим, после чего, помедлив несколько минут на своём пороге, снова перешёл через площадь и постучался к приятелю.