Брачный вопрос ребром

Меня же всегда все бросали.

– Не заводись, – повторил здравый смысл.

– Не буду, – пообещала я.

Вытащив из-под стола забытый там мельхиоровый щит, я кое-как прикрыла им новую дырку в заборе, закрыла на засов калитку и пошла в домик досыпать, не забыв запереть дверь на ключ.

Брэд мой Питт сунулся было в мою келью, но я мягко вытолкала его наружу, наказав стеречь меня, спящую, как дракон – принцессу.

Второе мое пробуждение состоялось уже после полудня – я выяснила, который час, найдя унаследованный за бабулей мобильник. Вообще-то меня интересовало, не звонил ли мне ночью кто-нибудь, но слабая надежда на человеческую порядочность окончательно развеялась. Этот гад мне даже СМС не прислал!

– Гад – это Караваев? – с намеком уточнил мой здравый смысл.

Я отмолчалась и первым делом перетащила стол, стоявший под яблоней, под грушу.

– Перемен! Требуют наши сердца! – ехидно напевал мой здравый смысл, пока я упрямо волокла тяжелый стол, вспахивая его ножками землю-матушку.

Потом я осуществила утренние санитарно-гигиенические процедуры, приготовила себе завтрак и села за принудительно перемещенный стол ковырять порошковый омлет и прихлебывать горький чай. Сахар в него я сознательно не положила. Страдать так страдать!

Однако даже невкусный завтрак способен благотворно повлиять на настроение бедной девушки. Допив свой несладкий чай, я машинально потянулась к грядке за щавелевым листочком, и его свежая кислинка перебила горечь.

– Ну а теперь поговорим спокойно, – предложил мой здравый смысл. – Итак, чего ты добилась этой демонстрацией своего взрывного характера и последующей истерикой? Во-первых, окончательно разбила свою же детскую мечту о крепкой семье и любящей мамочке.

– Вряд ли можно назвать любящей такую мамочку, которая за двадцать с лишним лет не только не навестила доченьку, но даже не дала ей знать о своем существовании! – напомнила я.

– Тут не спорю, – согласился здравый смысл. – Но к никуда не годной маменьке прилагался брат, а он успел произвести впечатление приятного молодого человека.

– С неприятной привычкой врать!

– И тут не спорю. Но ты же понимаешь, что юноша много лет находился под дурным влиянием родительницы, а ты могла бы попробовать его перевоспитать! И у тебя был бы самый настоящий близкий человек – родной брат!

– Брат он мне только по маменьке, отцы у нас явно разные, мой-то умер еще до его рождения.

– Ну да, да, это делает брата недостаточно качественным и ценным, чтобы за него бороться!

– Не язви и не беси меня, – попросила я хмуро. – Мы же хотели спокойно поговорить.

– О’кей, тогда давай спокойно констатируем, что в результате твоей психической атаки маменька, братик и примкнувший к ним мужик, личность которого мы прояснить не успели, сбежали, не оставив своих координат и не признавшись, за каким бесом они упорно лезли в твои жилища!

– И еще в квартиру Ираиды залезть хотели, – напомнила я, проникаясь чувством вины. – Действительно, глупо вышло. Но, может, они еще раз полезут, и тогда я все узнаю?

– Ага, как будто ты справишься с ними тремя одна, без поддержки друзей и товарищей!

– Ну, Петрик-то наверняка меня не бросит, – пробормотала я жалобно.

– Вот и живи теперь с Петриком до конца жизни!

Поговорили, называется. Я снова расстроилась, однако на этот раз не позволила себе безобразно расклеиться. Наоборот, решила заняться делом.

Правда, подходящих для меня дел в именьице было мало: Эмма, оказавшийся Витей, под чутким руководством Караваева переделал их все.

– Сортир, что ли, докрасить? – подумала я вслух. – Или попробовать починить забор?

Здравый смысл издевательски заржал, и от идеи собственноручно восстановить целостность штакетника я отказалась, поэтому пошла в сарай за красками.

Краски в ассортименте лежали на верстаке, аккуратно застеленном обрезком клеенки. Кисти Эмма вымыл, жестянки расставил в ряд, коробку с гуашью и набор для аквагрима поместил чуть в стороне, положив рядом пачку бумажных салфеток, полиэтиленовую «колбаску» с ватными кружочками и ручное зеркальце.

– А гуашь откуда? – Я точно помнила, что покупала только набор для аквагрима. – Не из бабулиных заначек, упаковка явно новая.

Я повертела коробочку в руках, нашла дату выпуска – точно, свежие краски! Машинально открыла картонный клапан, заглянула внутрь и увидела, что и баночки с краской совсем новенькие – их еще даже не открывали.

За исключением одной, уже изрядно опустевшей.

С зеленой краской.

– Это то, о чем я думаю? – недоверчиво пробормотал мой здравый смысл.

Я поставила на место коробку с гуашью и открыла набор для аквагрима.

В нем полностью закончились три краски: черная, коричневая и зеленая.

Черную и корчневую мы потратили, когда превращали меня и Караваева в африканцев…

– А зеленую Караваев извел сам на себя! – радостно завопил мой природный авантюризм, первым осознав и оценив изящество жульничества. – Вот почему он поутру прятал морду под простыней и «приводил себя в порядок» в сарае!

– Он заново рисовал себе зеленое пятно вокруг глаза! – дошло до меня. – Боже, какой изобретательный врун!