– Благодарю вас, Моnsieur Michel, за ваше посвящение и поздравляю вас, с какой скоростью из самых ничтожных слов вы извлекаете милые экспромты, но не рассердитесь за совет: обдумывайте и обрабатывайте ваши стихи, и со временем те, которых вы воспоёте, будут гордиться вами.
– А вы будете ли гордиться тем, что вам первой я посвятил свои вдохновения?
– Может быть более других, но только со временем, когда из вас выйдет настоящий поэт, и тогда я с наслаждением буду вспоминать, что ваши первые вдохновения были посвящены мне, а теперь, Моnsieur Michel, пишите, но пока для себя одного; я знаю, что вы самолюбивы и потому даю вам этот совет, за него вы со временем будете меня благодарить.
– А теперь вы ещё не гордитесь моими стихами?
– Конечно нет, а то я была бы похожа на тех матерей, которые в первом лепете своих птенцов находят и ум, и сметливость, и характер, а, согласитесь, что и вы и стихи ваши ещё в совершенном младенчестве.
«Конечно, нет» было сказано со снисходительным смехом. Вспоминается анекдот, который кое-как срифмовал, если мне ничего не изменяет, Сергей Михалков и превратил очередной анекдот в очередную басню. Анекдот: папа уронил ноты. Малютка-сын из кроватки: «Бах!» Мамаша младенца (радостно): «Смотри-ка, наша птаха уж различает Баха!»
Вот так, Серкидон, начитаются девицы Михалкова, а потом терроризируют гениальных поэтов! Но что взять с легкомысленной Стрекозы? А потом: это мы знаем, что стихи написаны Лермонтовым, она-то этого не знала.
Судьба развела поэта и его черноглазую музу в разные концы ринга. Первый раунд Лермонтов проиграл по очкам. Они встретятся вновь через пять лет. А мы с Вами встретимся гораздо раньше.
Жму Вашу руку и до следующего письма.
-12-
Приветствую Вас, Серкидон!
В начале – анекдот. В конце беседы с боксёром девушка спросила его: «А в каких городах вам довелось побывать, кроме Нокдауна и Нокаута?» Оба эти «города», Серкидон, за время дальнейшего повествования мы посетим.
Продолжим. Любовный поединок «Стрекоза-Лермонтов». Помнится, в первом раунде наша Попрыгунья «порхала, как бабочка, жалила, как пчела»45. Молодой поэт отоварен был изрядно. Не скажем, что уступил за явным преимуществом, кое-какие рифмы всё-таки достали до сердца соперницы, но… Но не будет переливать из пустого в порожнее!
Перед началом второго раунда осмотрим участников любовного поединка.
А где же наш Мишель, нескладный и аляповатый?.. А нет его! Пять лет для гения подобны вечности для людей просто живущих. В бело-голубом углу (любимые цвета Лермонтова) корнет лейб-гвардии Гусарского полка, опытный светский ловелас и умелый любовный версификатор. Далее – молчу. Всё уже сказано, читайте «Евгения Онегина» со строк – «Как рано мог он лицемерить…»
Добавлю лишь – Михаил Юрьевич уразумел: ежели хочешь от дамы страстности, то нельзя носить за ней ни шляпу, ни перчатки, ни зонтик. Шляпа должна быть грозно нахлобучена по самые брови, перчатка брошена под ноги, и чем прекрасней предполагаются эти нижние конечности, тем с большей дерзостью должен быть послан вызов. А кончиком зонтика нужно колоть «сердца кокеток записных»46.
В чёрно-белом углу наша Стрекоза- чудесные глаза.
Она прекрасна уже зрелою красой. «Стройный стан, красивая, выразительная физиономия, чёрные глаза, сводившие многих с ума, великолепные, как смоль, волосы, в буквальном смысле доходившие до пят, бойкость, находчивость и природная острота ума»47.
Пока не забыли, отдадим дань Закону парных случаев. Великий князь Михаил Павлович не только Лермонтова почтил суждением своим. На одном из балов в Петербурге его высочество танцевали мазурку с нашей черноокой прелестницей и по окончанию танца изволили одарить даму комплиментом.
Собственно и все достижения. Считайте так: выезжала не две зимы, а уже семь. Да всё без толку. Вывозят-то не проветрить, не на танцульки, а чтобы замуж выдать. А она?
«Я выйду замуж только за человека, которого я полюблю со всем бескорыстием дружбы и всем пылом любви».
Вот такая дневниковая запись была сделана изящными пальчиками. Такое образовалось желание большого и чистого, и никто не подсказал – пойти помыть слона в зоопарке…
Как водится, вместо большого чувства попадалось: то большая лысина, то безмерная глупость. А не за горами двадцатипятилетний юбилей, почётное званье старой девы, и тут уж замуж только за чёрта лысого…
Но вот на матримониальном небосклоне что-то забрезжило, что-то зашевелилось. Но так неявно и деликатно, что наша девица, находящаяся в ожидании больших событий и сильных ситуаций, сначала и не поняла, что за ней начали ухаживать. И кто?! Опять кузен Сашеньки В-ой. Назовём его – Кузен номер два48. Надеюсь, что всем участникам нашей переписки понятно, что Кузен номер один – Лермонтов.