Брак

Алебяр. Не ожидал такого поворота событий и был потрясён, но продолжал гнуть свою линию. С огромным трудом и при помощи родственников ему удалось склонить Элоизу к браку. Она без сопротивления лишилась девственности, но изо всех сил противилась супружеству. Обычно бывает наоборот.

Фульберт. Обвенчал Элоизу и Абеляра в небольшой церкви на краю Парижа при малом количестве свидетелей. Затем новобрачные разъехались по домам.

Элоиза. Смирилась с участью своей. Без мужа и сына просиживала она в доме каноника, не выходя на улицу, опасаясь косых взглядов и расспросов. А если всё же спрашивали, научилась делать круглые глаза: «Какая свадьба?! Не было никакой свадьбы».

Абеляр. Скоро понял, что жену в Париже не утаишь, смешки за спиной, косые взгляды учеников. «Коварный» тесть вместо того, чтобы умолчать о факте женитьбы, распускает «гадкие», «порочащие» слухи. В попытке спасти академическую карьеру, Абеляр похищает Элоизу во второй раз и отвозит её в женский монастырь Аржантейль, что неподалёку от Парижа. Туда, где она воспитывалась с детства. Муженёк собственноручно облачил Элоизу в монашеское одеяние, но без покрывала – символа пострига и отречения от всего мирского. Абеляр рассматривал монастырь, как убежище временное: пройдёт время, слухи стихнут, что-нибудь придумается. А пока: нет Элоизы – нет проблемы.

Фульберт. Узнав, что племянница в монастыре, решил, что таким решительным образом подлый зятёк избавился от неё навсегда. Сам же по-прежнему балагурит, резвится и подбирает себе новую жертву. Не бывать тому! Каноник смешал шахматы и ударил Абеляра доской по…

Тут лучше дать слово Абеляру, он скажет о произошедшем с максимальной деликатностью:

«Однажды ночью, когда я спал у себя дома в отдаленном покое, один из моих слуг, подкупленный золотом, впустил их в мое жилище и в мои покои, и они отомстили мне самым жестоким и самым позорным образом, о чем все узнали с великим изумлением: они отрезали мне те части тела, коими я совершил то, в чем меня обвиняли, а затем обратились в бегство… Настало утро, и весь город собрался у моего дома. Трудно, невозможно описать всеобщее изумление, все сетования, сожаления, крики и стоны, коими меня утомляли и мучили».

Проиграли все: Фульберт – осуждён, лишён имущества, ранее славный Абеляр – ославлен. Куда теперь идти магистру? Куда «нести печаль свою»121? Только в монастырь. Абеляр принял пострижение в монастыре Сен-Дени, но до этого по настоянию мужа надела на себя монашеское покрывало Элоиза.

Пострадал и «тайный плод любви несчастной»122 – Астролябий. Мальчик остался на попечении у тётки, сиротой при живых родителях и с таким-то именем. Вижу Вас, Серкидон, всего залитого слезами. Рано Вы так раскисли, «история бедствий» мятежного богослова только начинается. Сушите платки, готовьте простыни.

Крепко жму Вашу руку, и до следующего письма.

-24-

Приветствую Вас, Серкидон!

Михаил Жванецкий заметил, что жизнь человеческая похожа на рояль: белая клавиша, чёрная клавиша, белая клавиша, чёрная клавиша… крышка. У Абеляра жизнь была похожа на какую-то однобокую рулетку: в первой половине выпадало только красное, во второй половине – только чёрное, а потом, как и у всех, – зеро.

Обозрим вторую половину жизни средневекового мыслителя, ту, что окрашена в чёрные цвета.

Абеляр, пострадавший от людской злобы, залечил с Божьей помощью телесную рану, и его разум, разум мыслителя, более не отвлекаемый грешными потребностями плоти, обрёл прежнюю силу. И вернулось всё на круги своя: познание, мышление, написание научных трудов. Настоятель обратился к Абеляру с просьбой преподавать среди братии. Делать ради любви к Господу то, что ранее делал из любви к обогащению и славе. Так к монастырскому послушанию добавились беседы с учениками.

Преподавание множило завистников, написание новых научных трудов, призывающих к глубокому изучению Святого Писания, множило врагов среди церковной верхушки. Наконец, трактат «О божественном единстве и троичности» стал причиной созыва Церковного Собора.

Абеляр прибыл на место сбора в город Суассон, и для начала был побит камнями простыми верующими. Они были проинструктированы недругами Абеляра. Потом пришёл черёд тяжёлой артиллерии – членов Собора. Не дав произнести ни слова в качестве оправдания, не дав возможности защитить написанное, Абеляра обвинили в ереси и заставили его своей рукой бросить в огонь свой труд.