Брак и мораль

До сих пор мы рассматривали только слабость современной семьи. Теперь нужно изучить, в чем она по-прежнему сильна.

Семья сегодня важнее, пожалуй, по эмоциям, которые она порождает, чем по каким-либо иным причинам. Родительские эмоции мужчин и женщин важны, думаю, более прочих – по своей способности определять поступки. Равно мужчины и женщины, имеющие детей, выстраивают свою жизнь во многом с оглядкой на юных, и дети побуждают сугубо типичных мужчин и женщин вести себя кое в чем самоотверженно; быть может, показательнее всего здесь страхование жизни. Человек экономический столетней давности никогда не рисовался в учебниках как имеющий детей, хотя, безусловно, обладал детьми в фантазиях экономистов, которые, впрочем, принимали за данность тот факт, что конкуренция, которую они приписывали обществу, между отцами и сыновьями отсутствует. Понятно, что психология страхования жизни лежит вне цикла мотивов, связанных с классической политической экономией. Но эта политическая экономия не была психологически автономной, поскольку желание получить собственность неразрывно связано с родительскими чувствами. Риверс[90] зашел так далеко, что предположил, будто вся частная собственность есть производная от родительских чувств. Он упоминает некоторых птиц, как бы присваивающих себе владения в период размножения, но не в другое время. Думаю, большинство мужчин согласится, что мы становимся более жадными, если угодно, с появлением детей. Эта жадность инстинктивна в общеупотребительном смысле слова, то есть спонтанна и гнездится в подсознании. Полагаю, что в этом отношении семья выступает важнейшим фактором экономического развития человечества и по-прежнему доминирует в мировоззрении тех, кому приличный доход позволяет делать сбережения.

Поневоле обращаешь внимание на любопытное недопонимание между отцами и детьми. Человек, который упорно трудится в бизнесе, говорит праздному сыну, что посвящал свою жизнь исключительно благу детей. Сын же, напротив, предпочел бы скромную сумму на расходы и некое проявление доброты сейчас, а не состояние после смерти отца. Более того, сын совершенно правильно замечает, что его отец отбывает в Сити по привычке, а вовсе не из родительской привязанности. Поэтому сын считает отца обманщиком, а отец видит в сыне бездельника. Правда, сын несправедлив к отцу. Он по-настоящему знакомится с отцом и оценивает его критически, когда тот находится в зрелом возрасте. К этому времени привычки отца давно сформированы, и сын не может знать, какие тайные, подсознательные силы привели его отца к возникновению этих привычек. Быть может, его отец вырос в бедности, и когда родился его первенец, он поклялся себе, что никто из его детей не испытает тех лишний и трудностей, которые пришлось пережить ему самому. Решение могло состояться на подсознательном уровне, но даже без публичного выражения оно могло определить всю его дальнейшую жизнь. Благодаря подобным мотивам семья играет важную роль в общественной жизни.

С точки зрения ребенка, в родителях важно то, что именно ему они дарят свои любовь и заботу, которые не распространяются больше ни на кого, за исключением его братьев и сестер. Это отчасти хорошо, а отчасти плохо. Я намереваюсь рассмотреть психологические последствия жизни в семье для детей в следующей главе. Поэтому здесь я ограничусь лишь замечанием, что в настоящий момент семья очевидно важна для формирования характера, и что дети, воспитанные в отрыве от родителей, могут сильно отличаться, в лучшую или худшую сторону, от обычных детей.

В аристократическом обществе – пожалуй, в любом обществе, допускающем персональное возвышение, – семья, применительно к ряду важнейших ее представителей, есть олицетворение исторической преемственности. Наблюдения как будто доказывают, что люди с фамилией Дарвин больше преуспевают в науке[91], чем те же самые люди, доведись им в младенчестве изменить фамилию, скажем, на Снукс. Передавайся фамилии по женской, а не по мужской линии, все, полагаю, обстояло бы точно так же. Совершенно невозможно четко разделить влияние наследственности и среды, но я убежден, что семейная традиция в немалой степени обуславливает те явления, которые Гальтон[92] и его ученики приписывали наследственности. В качестве примера семейного влияния можно вспомнить причину, по которой Сэмюэл Батлер выдвинул теорию подсознательной памяти и отстаивал неоламаркистскую теорию наследственности[93]. Эта причина заключалась в том, что по семейным обстоятельствам он считал необходимым для себя спорить с Чарльзом Дарвином. Его дедушка (кажется) поссорился с дедом Дарвина, его отец ругался с отцом Дарвина, а значит, и ему следует продолжить традицию. На память приходит «Мафусаил» Шоу, и вся беда в том, что деды Дарвина и Батлера обладали скверным характером[94].