Читаем Брак и мораль полностью

Если бы нормы отношений между полами были разумными, брак не считался бы действительным при отсутствии детей. Бездетный брак можно легко расторгнуть, потому что для общества брак имеет ценность, когда в нем рождаются дети, и только при этом условии он имеет законную силу. Церковь смотрит на брак глазами апостола Павла, считая его альтернативой прелюбодеянию, и не принимает во внимание детей, родившихся в браке. Однако за последнее время церковникам стало ясно, что ни мужчины, ни женщины не намерены откладывать половые отношения до заключения брака. Защитники традиционной морали довольно легко мирились с прегрешениями мужчин, поскольку их посещения проституток можно было легко скрыть, но им было трудно смириться с таким поведением честных женщин, которое они находили безнравственным.

В Соединенных Штатах, в Англии, в Германии, в скандинавских странах после войны произошли большие изменения. Множество девушек из уважаемых семей вдруг перестали думать, как им сохранить «добродетель», а у множества молодых людей появились любовные связи с девушками, на которых они могли бы жениться, если бы были побогаче. По-видимому, в Соединенных Штатах эти изменения были более значительными, чем в Англии, благодаря, как мне кажется, запрету на продажу спиртных напитков1 и широкому распространению автомобилей. В период запрета на вечеринках было так весело, что каждый из присутствующих под конец был пьян; поскольку многие девушки имели собственные автомобили, им было легко уехать с любовником куда-нибудь подальше от глаз родителей и соседей. То, как обстоят дела сейчас, описано в книгах судьи Линдсея[21]; старшее поколение обвинило его в преувеличениях, младшее просто промолчало. Всего лишь случайный путешественник, я взял на себя труд проверить его утверждения, расспрашивая молодых людей. Я нашел, что они не собираются отрицать приводимые им факты. Оказалось, что очень большое число девушек, вышедших затем замуж и ставших уважаемыми дамами, имели до брака половые отношения и часто с несколькими любовниками. Даже когда дело ограничивается поцелуями и объятиями, это рассматривается, скорее, как извращение, чем норма.

С моей точки зрения, такое положение дел ненормально. Оно вызвано влиянием в обществе защитников традиционной морали, и до тех пор пока традиционные нормы морали не изменятся, это положение сохранится. Половые отношения, подогретые запретным алкоголем, так же далеки от настоящих, как и этот алкоголь от хорошего вина. Мне кажется, никто не станет отрицать факт большого количества пьющих молодых людей среди зажиточных американцев после введения запрета на продажу спиртных напитков. Безусловно, есть что-то взвинчивающее нервы, когда вы обходите закон; и если вы обошли закон в том, что касается употребления алкоголя, то вполне естественно забыть о нормах морали и заняться – ведь это выглядит так смело – исполнением эротических желаний. В результате половые отношения становятся почти безумными, теряют свой человеческий характер, потому что они возникают не вследствие нежных и глубоких чувств, а вследствие бравады и неумеренного употребления алкоголя. Секс, как и алкоголь, принимают здесь в концентрированной дозе – следовательно, неприятной на вкус, – потому что только таким образом можно обмануть бдительное око властей. Мне кажется, что половые отношения, достойные того, чтобы назвать их искренними и сердечными, не слишком часто можно наблюдать в Америке вне сферы брачных отношений2.

И все это благодаря тому, что моралисты добились здесь большого успеха. Правда, им не удалось победить грех прелюбодеяния; напротив, благодаря эротике и браваде грешить стали еще больше. Но зато они преуспели в том, что отравили половые отношения точно так же, как ими были отравлены спиртные напитки. Благодаря их усилиям молодежь употребляет секс, как и алкоголь, неразбавленным, т. е. без чувства дружбы, без общих интересов и без психологической близости. Наиболее скромные и робкие из молодых людей не идут на открытые половые отношения; в результате они долго находятся в состоянии полового возбуждения без последующего полового акта, что ведет к неврозам или же к импотенции и неспособности получать радость от полового акта. Кроме того, пьяные вечеринки продолжаются далеко за полночь, и молодые люди со временем оказываются неспособными выполнять свою работу или же начинают страдать от бессонницы.

К сожалению, жестокость официальной морали приводит иногда к большим несчастьям. Случается, что слухи о плохом поведении молодого человека доходят до какого-нибудь хранителя морали, который с садистским наслаждением раздувает большой скандал. К тому же в Америке почти неизвестны противозачаточные средства, и это приводит к неожиданной беременности, что бывает довольно часто. Приходится прибегать к аборту, который, конечно, делается тайно, без соблюдения правил септики и гигиены, и может привести к смерти девушки. Кроме того, о нем может стать известно – хорошо, если родителям, и скверно, если властям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия символических форм. Том 1. Язык
Философия символических форм. Том 1. Язык

Э. Кассирер (1874–1945) — немецкий философ — неокантианец. Его главным трудом стала «Философия символических форм» (1923–1929). Это выдающееся философское произведение представляет собой ряд взаимосвязанных исторических и систематических исследований, посвященных языку, мифу, религии и научному познанию, которые продолжают и развивают основные идеи предшествующих работ Кассирера. Общим понятием для него становится уже не «познание», а «дух», отождествляемый с «духовной культурой» и «культурой» в целом в противоположность «природе». Средство, с помощью которого происходит всякое оформление духа, Кассирер находит в знаке, символе, или «символической форме». В «символической функции», полагает Кассирер, открывается сама сущность человеческого сознания — его способность существовать через синтез противоположностей.Смысл исторического процесса Кассирер видит в «самоосвобождении человека», задачу же философии культуры — в выявлении инвариантных структур, остающихся неизменными в ходе исторического развития.

Эрнст Кассирер

Культурология / Философия / Образование и наука