Брак как произведение искусства

Ю.К.: Верно, Пруст подталкивал меня к этому в большей степени, чем другие писатели из-за того, что описал «непроизвольную память» и обнаружил в основе человеческих связей садомазохизм. К тому же, как не вспомнить неожиданно произнесенные им пророческие слова: «Реальность, этот отброс опыта…» Что касается психоанализа — я кратко вернусь к этой теме, — он также проникал в лингвистику, более незаметно и с большим трудом, но этот процесс уже был запущен… Недавно один коллега мне сказал: «Я был лингвистом, вы приехали в наш университет, мы разговаривали о Хомском, но не знали Фрейда». Еще бы! Ведь «мы» были в лучшем случае картезианцами. Однако Бенвенист уже тогда определил место языка в бессознательном, которое открыл Фрейд. И его понятие высказывания предполагает наличие говорящего — не хомско-картезианского, но внимательно относящегося к феноменологии, диалогу и, что не столь явно, но всем понятно, находящегося под воздействием бессознательной импульсной логики.

Ф.С.: Тело говорит, но чаще всего никто его не слушает. Мы не слушаем, что тело нам говорит. А напрасно… Хочу вспомнить об одном давнем случае: Барт сделал надпись на моей книге «Драма»[12], опубликованной в 1965 году. Вот, что он написал: «Драма — это возвращение к золотому веку — веку сознания, веку слова. Это время, когда просыпается тело, пока еще новое, бесполое, нетронутое воспоминанием, значением. Здесь появляется адамическая мечта о едином теле, выраженная на заре современной эпохи возгласом Кьеркегора: „Дайте же мне наконец тело!“ Единое тело обезличено, идентичность схожа с хищной птицей, парящей высоко над сном, в котором мы безмятежно занимаемся нашей настоящей жизнью, нашей подлинной историей. Когда мы пробуждаемся, птица устремляется на нас, и, по сути, именно во время ее пикирования, прежде чем она коснется нас, нужно опередить ее, начав говорить. Соллерсовское пробуждение [прошу прощения, это слова Барта] — это сложное время, одновременно очень длинное и очень короткое. Это зарождающееся пробуждение — пробуждение, зарождение которого растянуто во времени».

Тело говорит, и говорит оно отнюдь не белиберду, но нечто, подлежащее расшифровке. Это анализ — великолепное изобретение Фрейда, к которому я испытываю искреннее восхищение, растущее день ото дня по мере того, как я слышу, как люди, сами того не осознавая, в ходе любого разговора произносят несусветную чушь. Я не вхожу в психоаналитический кабинет Юлии с вопросом: «Ну, как идет работа?» Нет, я старательно держусь подальше от психоаналитиков, мне вполне хватает одной из них. (Смех?)

К.Ф.: Юлия, вы говорили, что Филипп был вашим лучшим пациентом…

Ф.С.: Я, несомненно, ее лучший пациент, и это, кстати, мне очень дорого обходится… но ведь и польза от этого немалая, правда?

Ю.К.: Похоже на то, похоже на то… Самый знаменитый пациент!

Ф.С.: Но довольно обо мне, вопрос в другом: что ты извлекаешь из твоей психоаналитической практики?

Ю.К.: Что я «извлекаю» из нее? Могу вам рассказать об этом. В книге «Новые болезни души» («Les Nouvelles Maladies de l’ame»)[13] я напомнила о новых явлениях, в которых участвуют, с которыми сталкиваются мои анализанты. Речь идет о явлениях, которые распознать гораздо сложнее, нежели тоталитаризм: сводные семьи, новое регулирование полового различия обострившейся психической бисексуальностью, которая все чаще встречается у обоих полов; нарциссический дефицит; расстройства личности… Каковы же последствия всего этого? Под угрозой оказалось психическое пространство как таковое; у некоторых людей оно практически уничтожено. «Душа», «психическая внутренность», которую Запад обнаружил, развивал, улучшал, начиная с Нарцисса и Плотина, посредством христианской молитвы и исповеди, наконец, опыта, исследованного Гегелем, Хайдеггером, Жоржем Батаем, превращенного Фрейдом в наблюдательную лабораторию и в рычаг, дабы сделать возможным новое психосоматическое выживание в переносе/контрпереносе — ну, и как у нас обстоят с этим дела? Продолжает ли это защищать нас от внутренних (биофизиологических) или внешних (семейная, социальная, природная, историческая агрессия…) атак? Или же находится в процессе исчезновения? С каких пор? Под давлением образа? Спектакля? Ослабления семейных связей? Отсутствия авторитета? Разрушение темной комнаты психического аппарата непременно приводит к психосоматическим заболеваниям, депрессиям, актам вандализма, наркомании, всплеску влечения к смерти, проявлениям фанатизма… Аналитик их слышит, строго говоря, ничего не «извлекает» из них, за исключением необходимости поставить под сомнение свои ранее приобретенные знания, улучшить умение слушать, найти другие способы интерпретации и сопровождения этого недуга.