(Брак)ованные (СИ)

— Это все? — холодно интересуюсь, будто не пытаюсь унять ураган в душе. — Или еще что-то скажешь?

— Ах, вот как ты заговорила… — теряется Ира, не привыкшая к моим протестам. Она фыркает в трубку, слышу, как шлепает по паркету, нервно расхаживая туда-сюда. — Только вспомни, кто тебя поддерживал все то время, пока ты хотела уволиться.

— Боже, Ира, ты предлагала мне получить расчет и бежать как можно дальше от тирана! — выкрикиваю, надеясь, что она тоже вспомнит и перестанет приводить единственный аргумент. — И даже сейчас ты звонишь не спросить, как я себя чувствую после скандала, а с претензиями.

— А что я должна спросить после всего, что ты натворила в клубе? Ты подставила меня, Ксю. Мы с Ником чуть не расстались, — она театрально всхлипывает, а мне тошно становится от ее манипуляций. Она напоминает мне плохую актрису, желающую привлечь внимание всеми доступными способами, и это очевидно не работает.

— Не вали все на меня, Ира, — сжимаю ладонь в кулак и поднимаюсь с места. Хожу из стороны в сторону, решаясь. Нужно избавляться от того, что доставляет дискомфорт. Неудобную обувь нужно выкидывать, а людей стоит научиться отпускать, особенно если вы смотрите на жизнь совершенно по-разному. Глубоко вздыхаю, не замечая, как по щекам текут слезы. — Это Кирилл во всем виноват. Я сказала ему, что продолжений не будет, но он решил, что я так себе цену накручиваю. Тема заступился за меня, и они подрались.

— Боже, малышка, ты почему не рассказала сразу? — Ира охает и наливает воду в стакан.

— Когда, Ир? — злюсь. — Пока нас секьюрити уводили или когда мы ждали, что будет дальше? Где ты была все это время, а? — стираю слезы ладонью и зажимаю микрофон рукой, чтобы пока еще подруга не услышала моих рыданий. Мне требуется несколько секунд, наполненных тяжелым молчанием, чтобы морально собраться и договорить наконец: — Можешь не отвечать. Я для тебя существую только тогда, когда вписываюсь в твои планы. Ты ведь поэтому сделала вид, что ничего не произошло, да?

— Я не видела, что случилось. Кир рассказал совсем иначе, и я подумала, что ты боишься признаться.

— Господи, Ира, очнись уже! — звучит обессиленно. Как она может не замечать происходящего? Неужели любовь настолько слепа или отчаяние довело подругу до крайности?

— Слушай, — вдруг вклинивается после тишины, как всегда скачет с неугодной темы на более интересную. — Что у тебя с Мирославом? Ты так и не рассказала.

Разочаровательно.

— А это тебя уже не касается, — на последнем слове голос взвинчивается вверх, поставить красивую точку не получается, вместо нее уродливая каракуля, но исправлять ее у меня нет ни желания, ни сил. Отключаюсь и отправляю номер в блок. Останавливаюсь у окна, никогда не любила в него смотреть, но сейчас успокаивает. Прикладываю ладони к щекам и давлю зачатки истерики, которая так и рвется наружу.

К возвращению Евсеева у меня получается прийти в себя. Точнее, сделать вид, что все в порядке. Мы обедаем вместе, Мирослав все пытается меня веселить, но выходит откровенно плохо, потому что радоваться не получается. В итоге мы расползаемся по рабочим местам и до конца дня барабаним по клавишам. Мне кое-как удается выторговать себе вечер свободы, и я еду в свою квартиру зализывать раны. Правда, спрятаться в такси у меня не получается: Евсеев меня подвозит и, взяв обещание в случае чего незамедлительно позвонить, оставляет наконец в одиночестве.

Надеюсь, что Тёма, игнорирующий меня вот уже полтора часа, где-то пропадает, и я смогу прореветься в компании сухого белого, прощаясь с подругой. Открываю дверь своим ключом, закатываю глаза, видя горящий свет в прихожей, и думаю, что надо прочитать брату лекцию о разумном потреблении, как слышу его возмущенный голос в гостиной.

Оставляю пакет с продуктами в прихожей и иду на шум. Надеюсь, он не с той самой девушкой отношения выясняет, иначе будет неловко. И вина на всех не хватит.

Но в гостиной, то ли к радости, то ли к сожалению наша мама, Наталья Дмитриевна Савельева, собственной персоной.

— Мам, отдай уже телефон, мне не десять, — требует Артем.

— Не отдам, пока твоя сестра не соизволит ответить.

— Ну так, может, ей надо позвонить, чтобы она ответила? — Артем сидит в кресле и пяткой выстукивает дробь, и хоть бы это был сигнал «Помогите» соседям снизу, но я резонно сомневаюсь, что мой младший брат знает азбуку Морзе.

— Не надо никому звонить, — вмешиваюсь наконец. — Мам, что случилось? Почему ты здесь? — не самое радостное приветствие, но на другое не остается сил. Она ведь явно не посочувствовать явилась, раз даже не предупредила о визите.