Брак по принуждению, или Его изумрудная тьма (СИ)

Нас снова фотографируют, мы перешли в зал, где уже накрыты столы, пока никто не принимается за еду, все только усаживаются, Стефан же нежно сжимает мою руку своей и отшучивается по поводу некоторых из гостей, а я звонко смеюсь, не в силах сдерживаться. Даже не знаю, от чего смеюсь — от язвительных комментариев Стефана либо же от того, что никогда ещё я не была так счастлива.

Словно я приютила у себя в груди Счастье, и оно ещё долгое время собирается здесь обитать.

— Можно кончить от счастья? — прошептала я Стефану на ухо, а он лишь посмеялся.

— Мы ночью проверим, — подмигнул он мне и задорно усмехнулся. Что же у него на уме…

От предвкушения сама-не-знаю-чего я улыбнулась. Мне стало даже радостнее, чем было.

Смех Стефана ещё навсегда останется у меня в памяти. Останется вспышка фотоаппарата, отблеск от бокалов, пожелания от гостей, моё ощущения счастья.

Я знала, что я это заслужила. Что мы это заслужили. Что это достойное завершение всех тех бед, тех несчастий, которые на нас обрушались последнее время. Нужно всё забыть. Вот она — новая страница нашей жизни. Да, довольно непростой, но прекрасной жизни.

Я сжала его руку под столом. У Стефана было такое же состояние, как и у меня. Как будто мы оба пьяны, но мы не брали в рот ни капли (по крайней мере, я говорю за себя).

Мы пьяны. Пьяны счастьем.

Всё представлялось невероятным, таким перспективным… Я лишь умилялась всему.

Белый цвет — замечательный цвет, который бросается мне в глаза сегодня довольно часто. Цвет невинности, добродетели, радости. Я желаю запомнить этот день именно таким.

Новая белая страница нашей жизни. Страница, которая полна радости и счастья.

Но это не было завершением наших бед. Это было лишь началом.

***

Я не отношусь к ненавистникам чёрного цвета. Напротив — я в каком-то смысле даже люблю этот цвет. В моём гардеробе много одежды такого цвета, поскольку чёрный — во-первых, является официальным и принятым во многих офисах, во-вторых, он действительно стройнит фигуру, а в-третьих — он ко многому подходит.

Но сейчас слишком много чёрного. Рябит в глазах. Как когда солнце слишком ярко светит в глазах и у тебя есть желание нацепить на себя солнечные очки, чтобы уменьшить воздействие ультрафиолетовых лучей. Сейчас на мне надеты тёмные очки, но они только ухудшают ситуацию. Весь мир потух в моих глазах. Теперь всё стало темнее. Впрочем, это отражение моего взгляда на жизнь теперь. На мир. На существование.

Слишком много чёрного. А что значит чёрный? Боль, страдания и конец.

Вот так приблизительно я себя и ощущаю теперь.

Я не вижу смысла.

Гроб загрузили в яму, и теперь я должна насыпать туда горсть земли. Я делаю это без эмоций, просто на автомате и отхожу в сторону, предоставляя остальным сделать то же самое. Стивен обнимает меня за плечи. Впрочем, он сейчас вечно ходит со мной. Без его объятий всё становится лишь больнее.

Я до сих пор не могу поверить. Это не укладывается у меня в голове. Как это возможно? Как он мог умереть? Как его могло не стать? Как…

Когда я получила тот звонок, то впала в истерику. Мне было тяжело дышать, плакать у меня не было сил, поскольку все эти дни я только и делала, что рыдала. Похоже, мой организм больше был не в силах рыдать. Я даже не помнила, когда пила и когда ела. Тогда оказалось, что я не брала в рот пищи уже два дня, а пила только когда Стивен и Себастьян давали мне чашки с горячим кофе, стараясь таким образом беспокоить.

Я сидела и не понимала. Не верила. Не знала больше, кто я, за что мне это всё…. Почему всё так отвратительно, ужасно и больно. Меня бросало в дрожь, я села на пол и откинулась на стену головой. Наконец на моих щеках появились слёзы, но их было немного. Плакать просто не было сил.

В моей груди пустота. Мне хотелось сделать так, чтобы я вновь стала чувствовать. Хоть что-то. Но я хватала ртом воздух, и в груди так щемило, что мне казалось, что в один прекрасный момент я просто умру.

Когда домой пришли дети, я вскочила, пошатнувшись, и пошла к ним. Полицейские доставили их и убедили меня, что будут охранять нас теперь, будут стоять около входной двери, я поблагодарила их. Дети сразу же прижались ко мне, а я пожелала вновь заплакать, но в этот раз ничего не вышло. Мои глаза сухи. Миранда и Крис плакали, прижимались ко мне, говорили, как скучали по мне и папе, как им было страшно и одиноко. Я же утешала их и говорила, что всё теперь наладится.

Но когда наконец вопрос прозвучал… тот самый вопрос…

— А где же папа?

Меня парализовало. Я смотрела в их глаза, в глаза, которые так надеялись. В их глаза, которые полны любви. Детской любви к родному отцу.