Брак с летальным исходом

После нескольких дней, проведенных в темноте, сидеть при свечах было необыкновенно уютно. Я чувствовала в теле приятную расслабленность, едва ощутимый запах нагретого воска, смешанный с тонким цветочным ароматом, ласкал ноздри. Стоило больших усилий собраться и вернуться к размышлениям об авторе записок.

По всей видимости, выходило, что из живущих в поместье людей только лорд Кастанелло и дворецкий могли написать эти странные послания. Версия с дворецким казалась мне менее правдоподобной, но в любом случае чтобы окончательно убедиться в ее несостоятельности, нужно было хотя бы мельком увидеть почерк господина Сфорци. И почерк самого лорда тоже.

А если предположить, что записки писал кто-то, не проживавший в поместье? Кому из жителей Аллегранцы, кроме господина Кауфмана, была небезразлична моя судьба?

Внезапно пришедшая мысль заставила меня вздрогнуть. Человек, обладавший доступом к моим личным вещам, маленьким подаркам Эдвина, письмам, способным рассказать о лорде Осси не меньше, чем знали его друзья, был мне печально известен. Я представила, как господин дознаватель обшаривает мой дом, перебирает дорогие сердцу мелочи, отбрасывая их одну за другой как ненужный хлам. Все ради того, чтобы отыскать способ вернуть в лапы закона жертву, так ловко избежавшую пламени костра.

Нет, об этом даже думать не хотелось.

Я всем сердцем надеялась, что записки действительно передавали друзья Эдвина. И это означало, что один из них каким-то образом вышел на контакт с кем-то из слуг лорда – горничной, кухаркой, экономкой, дворецким – тем, кто имел возможность положить письмо на поднос с обедом. Правда, за все время я практически никогда не видела, чтобы кто-то из слуг покидал поместье, да и к самому лорду Кастанелло ни разу не приезжали гости или деловые партнеры. Хотя…

Я перевела взгляд на окно, где в толстом стекле отражалось мое освещенное теплым светом лицо. Посыльные. Газетчики. Извозчики, ежедневно доставлявшие продукты для кухни и другие необходимые в хозяйстве вещи. Любой из этих людей мог незаметно передать пару листов бумаги, которые впоследствии обнаружились на моем подносе. Тем более что все покупки неизменно проходили через кухню.

Глядя на пламя свечей, я бездумно водила пером по бумаге, вырисовывая палочки, черточки и кружочки – привычные для любого зельевара схематичные изображения преобразований, на первый взгляд не несущие особого смысла, но понятные для меня самой. Короткая записка и одно большое письмо, написанные на одной и той же бумаге одним и тем же почерком. И – четыре резких штриха вверх и в сторону – несколько версий того, кто мог бы отправить их мне. Дворецкий, лорд Кастанелло, господин дознаватель или неизвестный друг Эдвина, передающий – две коротких черточки – послания из Аллегранцы через посыльного и слугу в доме.

Я устало потерла виски. Мысли двигались вяло, тело налилось жаркой тяжестью. Все усиливающийся аромат свечей, в котором к цветочному запаху теперь примешивался экзотический запах нагретой на солнце древесины, обволакивал, мешая сосредоточиться. Отложив перо, я завороженно следила, как медленно скользит по боку свечи крупная, маслянисто поблескивающая в свете пламени, тяжелая капля воска, оставляя за собой тонкий, чуть выпуклый след.

И что-то в этой капле, ее неторопливом движении, внезапно смутило меня.

Что-то было не так. Этот удушающий запах, чуть чадящий фитиль, воск, слишком вязкий и густой для обычных свечей… Все это казалось мне смутно знакомым, словно тоненькая ниточка вилась из давно и прочно забытого прошлого.

Я потянулась рукой к пламени.

* * *

– Не оборачивайся.

Я послушно застыла, вслушиваясь в шорох песка позади меня. Страх приливной волной всколыхнулся внутри. Бежать!

Но я не могла шелохнуться. Так и стояла, беспомощно замерев, считая шаги за спиной. Один, другой. Мужчина, подойдя почти вплотную, остановился. Легко, едва касаясь, провел пальцами по шее, вырвав у меня невольный вздох.

Страх растаял, когда широкие теплые ладони легли на плечи, небрежным движением сталкивая вниз свободные рукава летнего платья. С коротким смешком он потянул на себя ленты шнуровки, и тонкая ткань, более ничем не сдерживаемая, соскользнула почти до пояса.

Я почувствовала прохладное дуновение ветра на обнаженной коже, тут же сменившееся обжигающим дыханием, а после прикосновением губ к шее. Горячие руки скользнули по моим плечам, сгибу локтя, животу, груди, распаляя, рождая в теле томительное, жгучее желание. Не прекращая ласк, мужчина наклонился к самому моему уху и шепнул:

– Ты достойна букета цветов, моя лилия.

Он поднял руку с массивным перстнем, украшенным красным драгоценным камнем, сияющим во мраке, и раскрыл ладонь – и в то же мгновение вспыхнули факелы, поставленные по обеим сторонам дощатого помоста. Две огненные дорожки – уходящий далеко в озеро причал и его иллюзорный двойник, блестевший в темной глубине – расцветили ночь россыпью желтых точек.