Браки по расчету

Тем не менее энтузиазм не остывал, не увядал, и проводы добровольцев происходили при огромном стечении народа. На афишных тумбах наслаивались один на другой патриотические лозунги, приказы, запрещения, призывы и воззвания, город содрогался от грохота подвод и орудийных лафетов, от лошадиного топота, от грома турецких барабанов; роты солдат под ликующий рев улицы с трудом продирались сквозь возбужденную толпу; каменный мост над путями Главного вокзала с рассвета до ночи облепляли зеваки, глазеющие вниз, на непрерывно отходившие эшелоны, набитые солдатами с бантиками на груди, с зелеными ветками, сунутыми за кокарды кивера. Крики «Наздар! Слава! Да здравствуем мы!» заглушали шум поездов и пронзительные вопли военных фанфар; чу — из одного вагона донеслось протяжное пение: «Где родина моя?..»

Но чем больше отъезжало войск, тем недовольнее становился народ — отчего так долго все тянется, отчего опять больше слов, чем дела, отчего до сих пор нет никаких известий о блестящих победах наших ребят, о разгроме пруссаков. Вся жизнь протекала на улицах под открытым небом — домой уходили лишь для того, чтоб забыться коротким нервным сном; все думали каким-то общим восторженным мозгом, чувствовали общей истеричной душой, до сумасшествия восприимчивой и нетерпеливой, склонной к внезапным взрывам восторга и отчаяния. Гимназистов прежде времени распустили на каникулы, и по пражским улицам потащились сельские телеги с чемоданами и перинами школьников, а в окнах школ, превращенных в казармы, появились головы только что записавшихся добровольцев, счастливых, даже одуревших от преклонения и любви, которыми их буквально душили. Достаточно было одному из молодцов крикнуть: «Ничего, мы им покажем, где раки зимуют!» — и улица разражалась ликованием, девушки в окнах посылали воздушные поцелуи; было легко, слишком легко стать прославляемым героем, и сама эта легкость была упоительной. Не менее легко было ослеплять остроумием. Кто-то наспех сложил насмешливый куплетец о Бисмарке; куплетец, если судить здраво, был попросту идиотским, но имел необычайный успех; дня не прошло после его сочинения, как его уже распевали на всех улицах, во всех трактирах, где пожилые горожане шумно воевали над пивными кружками:

Ах, Бисмарк, лысая башка!
Вся слава — на три волоска,
В три волоска вплели венок,
Не потеряй, смотри, дружок!

9

Наконец-то, наконец события начали разворачиваться. В середине июня газеты сообщили, что пруссаки вторглись в Саксонию и что вечером к пражскому вокзалу подойдет первый транспорт с ранеными. Каменный мост над путями грозил рухнуть под тяжестью толп, и если раненые саксонцы избежали смерти на поле боя, то теперь их вполне могли смять на пражских улицах. Бедняги были ошеломлены восторженной встречей, не понимали, за что их так чествуют пражане, и пражане этого тоже не понимали. А на другой день в Прагу прибыл саксонский король Иоганн и остановился в отеле «У золотого ангела» на Целетной улице, где за несколько дней перед тем поселилось его семейство — королева с необозримой толпой принцесс и принцев, а также государственный министр Саксонии барон фон Бойст, роковой человек, которому удалось уничтожить Саксонию, сделав ее союзницей Австрии в войне с Пруссией и которого, как мы увидим далее, ждала еще одна роковая роль, а именно уничтожение Австрии.

В следующие дни на улицах Праги появились бледно-голубые мундиры саксонских солдат — уже не раненых, здоровых, вполне боеспособных; тогда в городе воцарилась напряженная, невыносимая тишина. Что происходит? Вошли ли пруссаки в Чехию? Мы побеждаем? Или терпим поражение? Газеты молчали. Двадцать пятого июня пришла весть о том, что австрийская армия одержала победу в Италии под Кустоццей; во второй половине дня в специальном выпуске была опубликована телеграмма о продвижении пруссаков по территории Чехии.

Итак, стало по крайней мере ясно, что пруссаки перешли пограничные горы и Бенедек не отразил врага. Но он, без сомнения, поступил так умышленно, чтобы заманить пруссаков в ловушку и там истребить, уничтожить, превратить в кашу, изрубить в котлету — вместо того чтобы (гениальный стратег!) просто отогнать их от границы и дать неприятелю, невредимому, лишь слегка поцарапанному, возможность собраться с силами и ударить вторично. Бенедек, твердила толпа, он себе на уме, верьте ему, старая лиса хорошо знает, что делает, да и наши ребята не лыком шиты. И в самом деле — уже вечером подоспело известие, будто где-то под Мниховым Градиштем произошла битва и неприятель частью побит, частью взят в плен, причем до последнего человека.