Браки по расчету

— Давайте, давайте, не стесняйтесь! Я выжимаю рабочих, я заставляю работать маленьких детей, я виноват во всем дурном, что делается на свете. Это мне преподносят каждую среду. Чего ради я должен это терпеть? Всю жизнь я работал как вол, во всем себе отказывал, неужели мне теперь за это сносить оскорбления? Но я человек терпеливый, и пока меня допекал один доктор Легат, я не обижался, думал: ладно, болтай себе, ты ведь тоже начинал с пустыми руками, как и я, и тоже немало перенес, пока выбился в люди. Но чтобы мне читал наставления желторотый юнец, который за всю свою жизнь двух стебельков крестом не сложил, — это уж благодарю покорно!

— Еник! — воскликнула пани Баби и забормотала невнятно, словно читала молитву. — Еник, Еник! Не забывай о своем сердце!

Но Смолика не так-то легко было утихомирить.

— Юнец, живущий на деньги, которые сам не заработал! — продолжал он, возвышая голос и тяжко дыша. — И он смеет читать мне проповеди о социализме! Этого, простите, я не позволю…

Дынбир, обиженный, покрасневший, поднялся с места и повернулся к смешавшейся, испуганной Лизе:

— Милостивая пани, извините меня великодушно за то, что я невольно дал повод к этому бессмысленному спору, и разрешите мне удалиться…

— Друзья! Друзья! — вскричал Борн и строго поглядел на Лизу, видимо недовольный тем, что она молчит и не пытается успокоить раздражение гостей. — Что вы делаете, так не поступают чешские патриоты!

— Замолчи ты! — рявкнул Смолик. — Только и слышишь от тебя «патриоты» да «патриоты», а родное дитя воспитываешь по-немецки!

К этому моменту все уже были на ногах, глухие к увещеванию доктора Шарлиха, который, сжимая руки, стал на пути у Дынбира, демонстративно прокладывавшего себе дорогу среди кресел, пуфов и кушеток.

— Вы не должны разойтись, пока не подадите друг другу руки! — умоляюще взывал прелат. — Да не зайдет солнце во гневе вашем! Ах, как радовались бы ваши недруги, увидев вас, отравленных ядом несогласия! Остановитесь, пан Дынбир, и скажите, куда годится мудрость вашей философии, если она не в силах даже помочь вам укротить в себе злобу? Писание говорит: всякая горечь, и гнев, и крик, и богохульство да отнимется от вас со всею злобой…

В эту минуту в гостиную вошел, неожиданно вынырнув из-под плюшевой гардины, завешивавшей дверь, маленький плешивый господин, брат Легата, советник Земского комитета. Бледный, запыхавшийся, он был явно взволнован — настолько, что не заметил неловкости момента.

— Прошу прощения, милостивая пани, за то, что я так запоздал, — произнес он, подходя к Лизе с озабоченным видом. — Я принес худые вести, — продолжал он, еле переводя дух, после того как поцеловал руку хозяйки, которую та подала ему необычайно живо и радостно, довольная, что его неожиданное появление разрядило тягостную напряженность, в которую сама Лиза не умела внести примирительный тон, а тем более устранить ее. — Прусский король только что подписал приказ о мобилизации. Около чешской границы замечены передвижения прусских войск. В Иозефове схвачен прусский шпион, он фотографировал наши укрепления. И, что главное, в полуофициальных кругах прошел слух, будто чешские коронные клейноды будут перевезены в Вену. Это значит, что война неотвратима. Война на чешской земле, друзья.

7

Не на одни лишь наши единство и

силу опирается надежда Наша; она

исходит также от Всевышнего, от

Всемогущего Бога, кому всегда

служил Мой Дом. Его молю Я о помощи

и победе и призываю Мои народы

присоединить свой голос к Моему.

В Вене, 16 июня 1866, к сему Франц-Иосиф

Положитесь на Бога, Творца всех

битв, который с помощью вашей

доблести и стойкости поведет наши

знамена, привыкшие всегда побеждать,

к новым победам.

В Берлине, 29 июня 1866, к сему Вильгельм

Пражане долго не могли поверить, что дело серьезно и война действительно может начаться; только когда в конце мая экс-император Фердинанд покинул Прагу, а на следующий день пражские хранилища государственной казны получили приказ вывезти всю наличность в Вену, жители заволновались и хозяйки штурмом брали бакалейные лавки, сколько их в Праге было, чтоб запастись продовольствием прежде, чем обрушатся бедствия войны.