Браки расторгаются в аду

— Вы сами во всем виноваты.

И в этом он был прав. Вольно или невольно, я стала причиной смерти беременной женщины. И этого я себе простить не могла. Я так и сказала:

— Мне жаль.

— Жаль чего? — подозрительно спросил он.

— Что невольно я стала причиной смерти Анжелы и ее ребенка.

— Если вас это успокоит, она не была беременна. Это ошибка. Она либо намеренно обманула своего покровителя, либо и в самом деле думала, что забеременела. Но вскрытие показало, что это не так.

И тут до меня наконец дошло! Совсем обезумела от страха! Долго догоняю! Патологоанатом-то меня не обманул! Хоть кто-то оказался порядочным! Он просто сдал меня полиции, когда узнал, что я заказчица убийства. Но разве можно его в этом упрекнуть? Итак, абстрактная мулатка, руку которой я добывала с таким трудом, оказалась Анжелой! Ирония судьбы! Я расхохоталась.

— А я вас было пожалел, — разозлился следователь. — А вы… Как это цинично и жестоко! Даже если не было никакого ребенка. Вы приказали убить ее из-за денег. Чтобы и дальше жить в сытости и безделье.

— Извините, — я нервно хихикнула. — Я вовсе не о том. Меня обманули. То есть я сама обманулась. Это какой-то театр абсурда. В самом деле, откуда в лесу могло взяться тело мулатки? Понятно, что это моя мулатка. То есть мулатка моего мужа. Я — полная идиотка!

— Вы готовы? Тогда идемте!

И я шагнула в новую жизнь.

Как ты смела обмануть меня?!

Сразу скажу, тюрьма не лучшее место, чтобы ее описывать, поэтому воздержусь. Достопримечательностей здесь немного, и все они не идут ни в какое сравнение с апартаментами Лувра, где мне дважды удалось побывать. Даже с инсталляциями или с перформансами, на которые нынче мода. Эти я бы с огромным моим удовольствием описала, чтобы доставить читателям эстетическое наслаждение. А вот интерьер моего нового места жительства, право слово, того не заслуживает. Хотя мне сразу намекнули, что за деньги можно устроиться и получше. А за большие деньги так и вовсе хорошо. Я обещала подумать.

Сокамерницы попытались сделать перформанс из моего появления в их скромной обители, но статья у меня серьезная, а характер, как вы уже поняли, не подарок. К тому же я неплохой рассказчик. Как только я поведала, «кто и за что», все женщины мигом приняли мою сторону и стали мне сочувствовать. Они так сочувствовали, что, право слово, я и сама начала себя жалеть. Кого, скажите, не бросали мужики? А тут — мулатка! На сорок пять лет моложе мужа! Вердикт моих товарок был однозначен:

— Сволочь!

— Русских им мало, этим богатым козлам!

— Жалко, что он не помер!

Это об Иван Иваныче. И масса эпитетов, которые я здесь приводить не буду. Потому что все они не выдержат никакой цензуры.

— И правильно сделала! Жаль только, что тебя подельница сдала! Вам бы заранее договориться…

Так мы договаривались. Кто ж знал, что ее столь быстро найдут?

Мне мигом принялись давать советы. Главная проблема: признаваться или нет? А если признаваться, то в чем? А в чем ни за какие коврижки не признаваться?

Слишком уж много против меня было улик. Но убивать Анжелу я не хотела. Какое-то время меня мучила совесть. Как ни крути, а по моей вине погибло хоть и бесполезное, но живое существо. Я готова была уйти в монастырь, чтобы всю оставшуюся жизнь замаливать этот грех, да кто ж меня туда отпустит из тюрьмы? Если бы существовала такая мера наказания, монастырей у нас сейчас стало бы больше, чем гипермаркетов. Потому что кто без греха? Меня так и раздирало покаяться.

— Ага! — сказала одна из моих сокамерниц, самая, видать, опытная. — Они лишь того и ждут! Как только признаешься, навешают на тебя всех собак.

— Да каких еще собак на меня можно навесить?

— Узнаешь, — загадочно усмехнулась она.

Потом у меня появилась мысль покончить с собой и тем самых искупить вину перед Анжелой. Но сокамерницы за мной следили день и ночь. Видимо, по моему лицу догадались, что жить я не хочу.

— Выбрось эту мысль из головы, — убеждали меня всем миром. — Ее все равно не вернешь. Надо бороться за себя.

В общем, убедили. На первом допросе я более или менее держалась.

— По-человечески я вас понимаю, Зинаида Андреевна, — ласково заговорил со мной следователь. — Понимаю, обидно быть брошенной после того, как было все, — роскошная жизнь, меха, драгоценности, э-э-э… — На этом, видимо, его фантазия иссякла. Он с досадой замолчал. А после паузы сказал: — Это был жест отчаяния, признайтесь.

— Я не отдавала распоряжения ее убивать, — пошевелила я пересохшими губами.

— Водички? — заботливо спросил он.

— Да, пожалуйста.

Какое-то время я пила воду, а он сочувственно на меня смотрел. Я понимала, что это прием такой, и все оглядывалась по сторонам: а где же злой следователь?

— Что с вами? — удивился он.

— Я ищу: где злой следователь? Где вы его спрятали? В шкафу? Под столом?

— Я могу быть и злым, — намекнул он. — Против вас столько улик, гражданка Царева, все ваши сообщники признались, а вы вот не хотите.

— Я признаюсь в том, что организовала ее похищение.